Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник - [4]

В своих письмах Голдсмит жаловался на то, как тяжело ему приходится в Лондоне без друзей, без рекомендаций, без денег и наглости, «к тому же в стране, где одного моего ирландского происхождения было достаточно, чтобы не давать мне работы». Он смотрел на вещи трезво, знал, что в нищей провинциальной Ирландии литература и образованность влачат жалкое существование, что тамошние джентльмены тратят в один год больше денег на скачки, нежели в десятилетия на поощрение людей науки и искусства. И все же он признается, что, слушая рулады итальянской певицы в опере, он вздыхает по камельку в родной деревне, вспоминает народные баллады в безыскусственном исполнении молочницы Пегги и говорит, что окрестности Лисоя милее ему самых роскошных лондонских пейзажей.

«Не думаю, что я мог бы испытывать большее наслаждение от жизни в любой части света, нежели в Шотландии», — вторит ему Смоллет из Лондона. В последний раз он побывал на родине летом 1767 года. Впечатления этой поездки и воспроизведены в романе «Путешествие Хамфри Клинкера». Здесь каждая строка — дань любви и восхищения Шотландией, ее обычаями, пейзажем, народом. Когда Смоллет писал роман, он сознавал, что ему уже не суждено вновь там побывать. Писатель умер в добровольном изгнании близ итальянского города Ливорно. Спор шотландца Лисмахаго, доказывающего унизительность и несправедливость навязанной его родине Унии с Англией, и его мнимого оппонента англичанина Брамбла приводит постепенно последнего к выводу, который Смоллет хотел внушить своим английским читателям: взгляните на Шотландию без предубеждения и предрассудков, без презрительного высокомерия, и вы увидите, какая это прекрасная страна и какой это достойный народ.

В перечисленных выше обстоятельствах коренятся причины особого критицизма обоих писателей в отношении многих общественных институтов Англии, истоки особой нетерпимости обоих к национальному и социальному гнету, истоки демократизма Голдсмита и особой, свифтовской желчности Смоллета, у которого даже в этом наиболее мягком по тону романе государственные деятели Англии уподобляются шлюхам и рыночным торговкам, а процветание страны объясняется тем, что ею правят идиоты.

При всем этом Смоллет и Голдсмит были очень разными людьми. Голдсмит — неказистый на вид, перенесший в детстве оспу, терявшийся на людях, скованный и косноязычный, чуждый каких бы то ни было потуг на светскость и прекрасно чувствовавший себя среди бедняков — и по сей день изображается иными биографами как чудак без царя в голове, безалаберный и непутевый; они судачат по поводу его непомерных счетов у портного и дивятся тому, как человек, не вымолвивший якобы слова умного, мог написать такие произведения. Между тем из произведений и писем писателя перед нами возникает образ человека с удивительно мудрым, отзывчивым и деликатным сердцем, художника с чрезвычайно осознанным отношением к творчеству, с высоким чувством собственного достоинства. Этот «чудак» не посвятил ни одного произведения знатному лицу — случай по тем временам исключительный, не принял ни выгодных предложений от правительства, ни милостей меценатов. Чудачества и странности тоже были, но они помогали ему выжить, остаться самим собой — художником среди расчетливых обывателей.

Смоллет — человек иного склада: горячий, увлекающийся, легко впадающий в крайность в своих суждениях, нередко пристрастных, и поступках, подчас опрометчивых. Он мог избить человека, злоупотребившего его добротой и щедростью, и если считал кого-то негодяем, то делал свое мнение достоянием гласности, даже когда имел дело с лицом высокопоставленным, и не подбирал в таких случаях слов, даже если это грозило тюрьмой. В его первых романах критика усмотрела нездоровое пристрастие к грязным и низменным сторонам жизни и объявила автора злобным, аморальным мизантропом. Смоллет и сам иногда говорил о своем отвращении к людям, а между тем это был доверчивый, щедрый, способный на пылкую привязанность человек.

Несмотря на то, что Смоллет писал и пьесы и стихи, однако в историю английской литературы он вошел как романист. Из пяти его романов, неравноценных по своим достоинствам, выделяются, кроме последнего, два первых: «Приключения Родрика Рэндома» (1748) и «Приключения Перигрина Пикля» (1751). По своей сюжетной схеме они мало чем отличались от романов Фильдинга (не случайно они выходили иногда по ошибке под именем последнего). Это история молодого человека «скромных достоинств», сироты или брошенного на произвол судьбы близкими, который наталкивается повсюду на равнодушие, звериный эгоизм и злобу, или, говоря словами автора, на «всеобщее плутовство людское». Разница была в том, что один из героев Смоллета — Родрик, пройдя сквозь все испытания, постепенно развращается, становится практичным себялюбцем и, дойдя до крайности, готов даже на грабеж, а другого — Перигрина, себялюбивого и бессердечного от младых ногтей, способного злобно шутить над любящими его людьми, — жизненные неудачи лишь несколько вразумили, но едва ли сделали добродетельным. Пытаясь овладеть любимой девушкой, на которой он раздумал жениться, Перигрин, как и Ловлас в «Клариссе» Ричардсона, обманом привозит ее с этой целью в притон и подливает в вино возбуждающего снадобья. Но у Ричардсона дело кончается трагически: порочный Ловлас погибает, умирает и Кларисса, а у Смоллета, признающего полное развращение чувств своего героя, Перигрин все же в финале женится на простившей его Эмилии. Автор как будто говорит читателю: не следует судить о поступках людей слишком строго.