Путешествие гнева - [17]

— А ваша рука? — осторожно поинтересовался я.

— Да, именно здесь это и произошло, — Белый хвост посмотрел на металлическую кисть, которая сейчас больше напоминала куриную лапку. — Это случилось осенью, когда активность подземных выбросов растет и добыча пара идет с удвоенной силой. Мы с моими друзьями создали небывалых размеров Трайсвер, который способен был заменить на Рифте сотню трудяг и выполнять всю работу за них. Я думал, мы совершили настоящий прорыв в науке и уберегли сотни жизней от случайных смертей, происходивших на Рифте.

— Но кто-то рассудил иначе, — догадался я.

— Узники… они решили устранить механического конкурента. Настоящие звери, они готовы были грызть глотки друг дружке, лишь бы продолжать трудиться на разломе и не возвращаться на рудники. В чем-то я их понимал. Это место стало для них неким подобием свободы. Но их жестокие методы… Я никогда не разделял насилие. Мы схлестнулись с ними у Рваной горы, у самого месторождения. Никаких компромиссов, уговоров и примирения. Они уничтожили смысл нашей жизни — машинерию, в которую мы вложили собственную душу. Ее работа все изменила бы к лучшему, но они предпочитали махать кирками, и плевать им хотелось на наши изобретения.

После того кровавого утра на Рифт заявились блюстители, и нас, как бунтарей, объявили вне закона. Мы стали для всех чем-то наподобие страшной болезни, ужасными душегубами, умевшими лишь убивать, голодными хищниками, достойными смерти. Одним словом — лиходеями. Вечными изгнанниками, лишившимися собственной мечты, свободы и всего остального. Понимаешь? Нас сделали такими против нашей воли. Но они ошиблись. Они не сломили нашу волю, а напротив, заполучили врагов, которые не желают больше мириться с тем, что их лишают главного — свободы. Это основная и, на мой взгляд, единственная цель кодекса лиходеев. А не убийство и насилие, как привыкли кричать во все горло тюремные глашатаи, слепые рабы тех, кто объявил на нас охоту.

— Но ведь Верхушке виднее. Может быть, все-таки стоило просто подчиниться?

Белый хвост резко остановился, посмотрел мне прямо в глаза и спросил:

— Скажи, когда ты летал на крылоплане, ты чувствовал себя свободным?

— Да, безгранично, — не раздумывая, произнес я.

— И хочешь, чтобы это повторилось?

— Да, конечно.

— А если тебе отказаться от полета?

Я ответил не сразу. Вопрос явно был с подвохом, но в то же время зацепил меня за живое. В моей жизни существовало столько несбыточных желаний, что лишиться еще одного — снова ощутить счастье полета — показалось мне чем-то невыносимым, поэтому я покачал головой.

— То есть ты бы пошел на многое, чтобы вновь обрести утраченную свободу. Твою свободу! Ту, что не променяешь ни на что на свете, — продолжил рассуждение гном.

— Наверное, да, — согласился я, вспоминая недавнюю эйфорию небесных виражей.

— Вот именно поэтому я и назвал тебя лиходеем. Три главных принципа нашего кодекса: познание нового, свобода и…

— Борьба? — попытался догадаться я.

— Нет, — сказал Белый хвост. — Гнев. Только благодаря этому мы можем достигнуть первых двух целей.

Мы поднялись на очередной холм, и я увидел неровную границу. Здесь плотные ряды деревьев упирались в каменное плато, которое напоминало пол в нашем ангаре — ровный серый настил, растянувшийся на бесконечные мили до самого горизонта.

Приложив ладонь ко лбу, чтобы солнце не слепило, гном вгляделся куда-то вдаль. Я повторил его движение.

Сначала я различил лишь белое марево, зависшее над землей, словно туман, способный исказить действительность, но потом мне открылась вся картина. Пустота была здесь всего-навсего прикрытием. Поверхность земли плыла волнами, и только благодаря невероятным усилиям я смог разглядеть крохотные точки неких сооружений, казавшиеся причудливыми миражами в этом жарком, лишенном влаги и всего живого месте.

Глава 5 Ржавое солнце запретной зоны

Отдышавшись, я привалился спиной к пожелтевшему и изъеденному дырами остову исполинской машинерии, которая, как мне показалось, наполовину вросла в один из высоченных барханов. Горячий воздух обжигал легкие, словно внутри меня бурлило огненное варево. Стараясь как можно реже дышать, я отступил назад и покосился на моего проводника. Гном выглядел довольным, хотя его лицо на фоне палящего солнца и казалось весьма бледным. Стало быть, наш путь лежит вперед и пасовать перед невероятной жарой мой наставник не собирается.

Я с грустью обернулся и посмотрел на непомерную дистанцию, которую нам пришлось преодолеть, чтобы добраться до границы Рифта. Отсюда оставалась видна только часть лесной кромки, нитью растянувшейся вдоль горизонта и превратившейся в мираж, похожий на что угодно, только не на спасительный оазис.

Нам предстояло выдержать три перехода длиною в несколько миль. Казалось бы, весьма скромное расстояние, но на преодоление его нам потребовалось три, а может быть, четыре часа. И каждый шаг на финишном рубеже дался нелегко.

Я хорошо помню, как гном посмотрел на свои часы. Что-то прикинул, убрал их обратно во внутренний карман и посоветовал мне не отставать. А затем принялся коротко объяснять мне, что необходимо сделать и как поступить, чтобы не угодить в расставленные впереди ловушки. От меня всего-то и требовалось: петлять не хуже рыжеполосых ужей и не сбавлять сумасшедшего темпа. Не успел я опомниться и хорошенько расспросить гнома о препятствиях, как грузный и на вид весьма неповоротливый гигант уже рванул с места. И двигался он так легко, что я едва успел нагнать его, приложив при этом немало усилий.