Путешествие Феди Карасика - [18]

— Высоковольтная, на Москву, — подсказал Владимир Сергеевич сверху, когда «Чайковский» прошел под тяжело нависнувшими проводами.

Полифем, хромой цыган и Родион тоже посмотрели вверх, задрав головы.

— Пойдем, пива выпьем, — пригласил рыжебородый Циклоп хромого цыгана, и они пошли с кормы. Родион было отстал, его окликнула мать, что-то быстро говоря на цыганском языке. Но Циклоп повернулся и махнул рукой Родиону.

— Пошли!

Родион чуть ли не побежал за отцом, не слушая горячие и, видимо, протестующие слова матери.

Федя постоял еще немного, дожидаясь, когда скроется Полифем со своими попутчиками — он почему-то побаивался этого рыжебородого, — и пошел к себе. Он видел, как цыганка что-то наказывала Ольге, а потом подтолкнула ее в сторону скрывшихся мужчин. Ольга, сверкая босыми пятками, вприпрыжку, пританцовывая беспечно, побежала, на ходу дернув Федю за рукав рубашки.

Возле своей полки Федя увидел обычную картину: старушка в черном платке вязала не то шарф, не то еще что-то. Мелькали в проворных ее руках спицы, рядом с ней время от времени попрыгивал, как живой, клубок шерстяных ниток. Феде очень хотелось узнать, куда едет эта старенькая женщина в черном платке и о чем она так тяжко иногда вздыхает, но с Фединым характером не просто первому начинать разговор.

Повертевшись на жесткой деревянной полке с боку на бок и решив, что, наверное, пора наверх идти, а то шлюзование прозеваешь, он спрыгнул с полки.

— Ништо опять куда подался, неугомон?.. Сидел бы да сидел, — добродушно покритиковала старая тетенька Карасика. — Поди, и так уж весь пароход излазил.

— Шлюзы сейчас будут, — и объясняя, и словно приглашая, сказал Федя.

— Эка невидаль, эти твои шьюзы, — вздохнула соседка. — Их по Волге-то, плотин, и не перечтешь…

«Ишь ты, — поднимался Федя по лестнице первого класса, — вроде неграмотная, а все знает, вот только шлюзы смешно называет: «шьюзы».

Владимира Сергеевича Карасик увидал прогуливающимся по палубе. Подумал, что он совсем не похож на гражданского человека. Может, потому, что в гимнастерке, галифе и в сапогах?.. У них, например, Иван Иванович — по математике: высокий, сутуловатый, ходит — руки за спину и словно приглядывается впереди к чему-то, так согнут. А Владимир Сергеевич и гражданский костюм наденет, останется военным. Выправочка, что надо! Одним словом — бывший солдат.

— Вот мы и в район Волжской ГЭС входим, — показал глазами Владимир Сергеевич.

Сбавив ход, «Чайковский» завернул во входной канал, берега которого аккуратно уложены железобетонными плитами.

Уже вечерело. А когда вошли в шлюзы, и вовсе темно стало, потому что минут сорок, а может, и целый час ждали разрешения войти в шлюз. Там что-то долго не могла пришвартоваться длинная-предлинная самоходная баржа. Но темно стало, это — вообще, а не около шлюзов и не в шлюзах. Тут от электричества как в солнечный день.

Неожиданно, словно с неба, как будто с другой планеты, раздался громкий и властный голос:

— Теплоход «Чайковский», входи в шлюз.

Голос невидимого великана Джина разговаривал с «Чайковским», а не с капитаном. А когда вошли в шлюз и сзади ворота медленно закрылись, голос еще минут пять подсказывал «Чайковскому»:

— «Чайковский», вперед, вперед, смелее!

Или совсем уж не по-джиновски ругался:

— «Чайковский», задний ход! Вы что там заснули!

Перпендикулярным отвесом поднималась у самого Фединого носа стена шлюза. Карасик почувствовал, как «Чайковский» дернулся, словно лошадь на привязи, но поняв, что сопротивляться бесполезно, все равно никуда не убежишь, смирился. Зашумела вода, заходила бурунами, и пароход медленно стал подниматься все выше и выше. Вот уже корпус его поднялся над стенами шлюза. Ворота впереди открылись, и пароход вошел в следующую камеру.

Карасик так увлекся, наблюдая за тем, как «Чайковский» поднимался, что и не заметил, как потерял, бегая от борта к борту, Владимира Сергеевича, рядом с которым он вначале стоял.

Когда перед пароходом открылись последние ворота, тот же громкий голос учтиво и торжественно возвестил:

— «Чайковский», прошу на выход в Волгоградское море.

Федя почувствовал, как свежий морской ветер ринулся сразу навстречу, и хотя темнота ночи не дала увидеть необозримых водных просторов, Карасик понял, что вышли в море.

Постояв еще немного на палубе, Федя собрался уходить. Он решил на прощание перед сном обойти по палубе весь пароход и тогда уж спуститься вниз. Через стеклянные стены ресторана, когда шел по палубе, увидел за столом цыган с кормы. Они шумно разговаривали, перебивая друг друга, размахивая руками. За столом сидели и женщины, и даже Ольга. Полифем восседал, расставив колени, и время от времени тянул прямо из горлышка бутылки пиво.

«В стакан, что ли, нельзя налить?» — неприязненно подумал Федя.

Пожилая цыганка сказала что-то Ольге, показывая на соседний стол. Ольга шустро юркнула между тесно составленными стульями и, вытряхнув из тарелок остатки «шпротов», колбасы, сыра в газетный кулек, снова подошла к своим.

«Наверно, чаек кормить», — подумал Федя.

Но вот Ольга обернулась. Федя глянул туда, куда вопрошающе смотрела девочка, и увидел Владимира Сергеевича. Он сидел в другом углу ресторана и, видимо, ужинал. Карасик видел, как бывший солдат позвал Ольгу, усадил ее рядом с собой за стол, пододвинул ей тарелку.