— Я тебе покажу насмешки, — рыкнул он, вскакивая. — Откуда ты здесь взялся?
— Приехал недавно…
— Приехал? Попался, голубчик! Признаешься?
— В чем?.. Что это значит? — воскликнул я.
— Не виляй, это тебе не поможет. Тебе атомная бомба не нравится, а? Шпионил в пользу Раши?
— Ничего подобного, — крикнул я. — Я даже не был никогда на этой планете…
— Говорят тебе, не прикидывайся психом, пожалеешь, — прорычал главный. — Что ты у нас искал, а?
— Я летел на Меопсеру, к муциохам, а поскольку карта была протерта, по ошибке попал сюда, на Мерку…
— Ты сволочь! — снова прорычал главный.
Потом он вдруг успокоился и сказал:
— Вот посидишь немного, и у тебя пропадет охота шутить. Ты же прекрасно знаешь, что ты вовсе не на какой ни на Мерке, а перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности в Соединенных Штатах. Сначала ты критикуешь нашу внешнюю политику, а теперь прикидываешься невинненьким? Не беспокойся, ты у меня не так запоешь. Я и не таких видел.
В эту минуту у меня словно пелена с глаз упала. С момента встречи с первым существом меня мучило, что я никак не мог сообразить, какой именно язык мне напоминает диалект туземцев. Теперь у меня в голове прояснилось: ну, конечно, это был искаженный, изуродованный английский язык. Я пал жертвой ошибки, вызванной разницей в произношении: Мерка — ото была Америка, Раша — Россия, Чайна — Китай, джепы — японцы, Эйбом — атомная бомба, и так далее.
Волосы у меня встали дыбом: никогда я еще не попадал в такое трудное положение. Я чувствовал, что судьба моя будет незавидной, и не ошибся, ибо эти строки я пишу в следственной тюрьме Нью-Йорка, где нахожусь уже четвертый месяц. Боюсь, что путешествие на Меопсеру мне придется отложить на неопределенное время…
