Путешествие души - [5]

Первые воспоминания о прошлом

Я достаточно рано стала осознавать себя в этом мире. Мои первые детские воспоминания относятся к самому нежному возрасту. Я лежу на детских весах у стены, головой к двери. Там, за моими ногами, залитое солнцем окно, яркий снег на ветвях дерева, и кричат наперебой воробьи. Снег на ветвях искрится, хлопьями падает от порывов ветра и светится в лучах солнца. Всю комнату залил этот чудесный солнечный свет морозного зимнего утра. Мама слева от меня стоит перед столом врача и увлеченно беседует с ней об артисте Баталове. Мои голые ножки охвачены солнечным светом и прохладой, спину сковывает чувство, похожее на давящий жар.

Много раз за свою жизнь я испытывала это ощущение сковывающего холода, которое воспринималось как боль.

Это зимнее утро сменяется другим впечатлением, из которого меня периодически возвращает эмоциональная беседа матери с врачом. Языки пламени охватывают мои ноги и половину тела. Спина плотно прижата к чему-то твердому. Бедра, руки и плечи привязаны веревкой – грубой, лохматой и чем-то пахнущей. Слева от меня, чуть ниже, фигура человека в темно-коричневом одеянии с капюшоном. Его лицо, закрытое этим капюшоном до половины, – серое, отекшее. Под глазами его темно-желтые разводы и совершенно равнодушные глаза. Эти глаза потом много лет будут преследовать меня – глаза человека, которому глубоко надоело все происходящее, и человеческие страдания он давно не воспринимает. Я нахожусь на городской площади, окруженной деревянными домами. Только один двухэтажный каменный серый дом находится правее от меня, перед собором. Серая толпа людей чуть дальше и вокруг. Многие женщины в чепцах стоят понурив головы. Мужчины ведут себя более активно.

Много позже я осознала, что навязывание того, что «правильно» и современно, вопреки чувствованию истины внутри себя, было главной проблемой окружавших меня людей. Все судили по внешним проявлениям и пытались сделать меня удобной и послушной. Монах-инквизитор и мои родители хотели одного – повиновения. Мама как-то призналась, что всегда боялась меня и не понимала. Именно поэтому она стремилась апеллировать к мнению окружающих и вызвать «всеобщее осуждение» любых моих самостоятельных поступков.

Для взрослых я была послушной и странной девочкой. Воспитательницы меня любили, так как я была удобна для них. Даже моя мама, вспоминая этот период, рассказывала, что в детском саду обо мне говорили: «Где посадишь, там и возьмешь». Я могла находиться на одном месте целый день, практически не двигаясь. Часто накатывающие воспоминания и ощущения, которых я не встречала в этой жизни, делали меня ребенком, который «ловил ворон». Им трудно было представить, чем занималась эта маленькая девочка, замирая и устремляясь всем своим существом в невидимые дали.

Порой я внимательно следила за различными свечениями, окружающими людей. У одних они были цветными и яркими, другие лишь немного светились серовато-коричневым цветом. Это свечение давало основную информацию о том, кто подходит ко мне, и, увлеченная изучением свечения вокруг, я не слушала то, что они мне говорили. Очень часто внутреннее свечение и та информация, что отделялась от них с разговором, были совсем разного цвета. Многие, когда говорили, сначала втягивали в себя свое свечение, напрягались и выдавали залп грязной энергии, которую направляли на собеседника. Во всем этом было столько неправды, что она пугала меня и вызывала еще большее желание находиться подальше от взрослых. Единственные, пожалуй, лица, четко запечатлевшиеся в моей детской памяти, – это лица моего отца и бабушки. Мама до детского сада существовала для меня облаком цвета и запаха. Подходя ко мне, она, казалось, брала меня в это облако, обволакивала все мое существо, что, правда, не мешало мне проваливаться в свои воспоминания. Затем она появилась для меня только в школьный период.

Многие моменты этого периода жизни, когда приходили ясные видения, помнятся мной отчетливо. Были среди них и видения, которые преследовали меня всю жизнь и о которых я боялась почему-то говорить взрослым. Эти образы вызывали во мне целую бурю переживаний. Одним из таких видений было огромное растение, которое росло на улице у обширного водного пространства. Попадая в это воспоминание, я всегда оказывалась стоящей на широкой каменной лестнице, и это странное растение в большом горшке украшало набережную.

Передо мной расстилался морской залив. Теплые волны ударялись о ступеньку лестницы, на которой я стояла. Солнце играло и перекатывалось в ленивой ряби воды. Вдалеке были видны корабли с опущенными парусами. По-видимому, было утро. По небу и по воде расплывался легкий лиловый цвет. Пахло рыбой и тем удивительным запахом моря, который не опишешь словами, но который заполняет изнутри своей свежестью и бодростью, поднимает и влечет куда-то вдаль к неизведанному.

Я еще не видела моря, но память о нем была столь сильна во мне. Возможно, работала генная память, пришедшая от моего прадеда.

Это воспоминание накатывало на меня, подобно морской волне, и глубокая тоска заполняла все мое тело – чувство одиночества, сопровождающееся осознанием собственной власти и материальных возможностей, могущих реализовать любые желания. Все, кроме желания разорвать этот нескончаемый круг и найти близкую, понимающую душу.