– Что с родителями? Они же думают, что я в Манагуа. Что им сообщить?
– А вот с этим давай подождем. Напиши им письмо, что работы сейчас много, аврал. Живешь и ночуешь на объекте. Станет посвободнее – напишешь подробно. Давай, пиши, – он вытащил из сумки лист бумаги и ручку. – Только покороче и по-русски. Обойдемся без армянского фольклора…
Пьер написал короткое письмо. Белгородский забрал листок, пробежал его глазами, одобрительно хмыкнул и убрал в сумку.
– Геннадий Иванович обещал материальную поддержку…
– Это возможно. Но только если вы оба нам будете полезны. Т. е. на территории ФРГ. Так что в твоих интересах поскорее создать новую ячейку югославского общества и поторопить Мели с восстановлением на учебе во Франкфурте. А содержать советского туриста с подружкой в Югославии мы не можем – фондов, понимаешь ли, не выделили. Пивом, вот, могу тебя угостить. Короче, действуй, давай. Да, и в консульство больше не езди – не привлекай внимания. Я тебя сам через неделю найду – отчитаешься…
Всю обратную дорогу в автобусе Пьер сжимал кулаки в бессильной ярости и беззвучно матерился. Получалось, что опять все решили за него.
Еще в Никарагуа он как-то попал на местную бойню – кухарка попросила свозить ее за мясом. Увиденное потрясло его. Из широкого загона два бойких индейца заталкивали в узкий длинный проход очередную корову и гнали ее к зданию бойни, толкая в бока длинными палками с электрическими контактами на концах. Пьер не видел, что происходило внутри, но, после оглушительного рева, через очень короткое время во двор выходил человек в длинном фартуке и бросал коровьи рога в большой металлический ящик. Все работало как часы, а коровы в загоне стояли и ждали своей очереди…
– Меня что же теперь – всю жизнь будут по проходу гнать?
* * *
Мели на удивление спокойно восприняла его рассказ о встрече в «Калипсо».
– Все правильно. Надо думать о будущем. Мы что – всю жизнь прятаться будем? В сентябре у нас будет слава – можно будет в этот день устроить свадьбу.
– Какой еще Слава? Или какая?
– Слава – это семейный праздник в Хорватии, – улыбнулась Мели. – У каждой семьи он свой. Собираются родственники, готовят печенье. Ну, как Рождество для американцев.
– Свадьба с печеньем… – проворчал Пьер. – А манную кашу варят?
– Печенье – это жареный поросенок, – рассмеялась она. – Пора тебе учить сербскохорватский язык. Хотя здесь его лучше называть хорватским. Жалко, что твоих родителей нельзя пригласить. А какое мне платье больше пойдет – белое, розовое или светло-бежевое?
– Слушай… – Пьер замялся. – Этот тип сказал, что ты дала какую-то подписку. Это правда?
– А у меня что – был выбор?
– А нельзя было просто согласиться, без подписи?
– Ты бы хотел, чтобы меня, как Райнхарда, с дыркой во лбу нашли?
* * *
Родители Мели, Вера и Небойша, мало походили на родителей друзей Пьера. Молодые духом и телом, несмотря на наличие взрослой дочери, они еще переживали период почти юношеской влюбленности друг в друга. Все старались делать вместе – вместе завтракали и ужинали, одновременно шли спать, смотрели одни и те же передачи по телевизору, дружно курили и даже (Пьер видел это, сидя в гостиной) вместе шли принимать душ. Вера преподавала английский в Загребском университете, а Небойша работал инженером на местном стекольном заводе.
Известие о том, что дочь выходит замуж не повергло их в шок. Не было и вполне логичных (с точки зрения Пьера) вопросов материального плана: на что вы будете жить и где? Отец радостно потер руки – вот повеселимся! А мать с дочерью тут же сели обсуждать фасон свадебного платья.
– Мы поженились, когда я поняла, что беременна Мели. Родители помогли. И мы поможем. Этот дом – бабушки Небойши. Мы с ней жили до самой ее смерти, – объяснила Вера. – У вас прибавления не ожидается?
Пьер с Мели дружно замотали головами.
Как бы то ни было, садиться родителям на шею Пьер не собирался. Привезенные из Манагуа наличные кончались – оставалось около трехсот долларов. На эти деньги свадьбу не сыграешь… Красно-синяя чековая книжка и пластиковая карточка Bank of America, на которой лежали двенадцать тысяч долларов, полученных от Моторыгина, здесь, в СФРЮ, были недоступны. Оставался еще счет во Внешторгбанке СССР, но про него до возвращения домой можно было забыть. Проблему надо было решать.
Пришлось еще раз пойти в местное отделение Народного Банка вместе с Мели. Пожилая начальница долго слушала объяснения Мели, рылась в справочниках, звонила куда-то. Наконец, вынесла вердикт: представительства Bank of America есть только в Париже и Брюсселе, но получить деньги наличными по чеку, как она выразилась «gotovinom», можно в соседней Италии, в BNP Paribas или в Deutsche Bank.
Замечательно! Осталась самая малость – попасть в Италию с советским паспортом. Для граждан Югославии такая проблема не стояла – они регулярно наведывались в соседние Триест и Падую за покупками. Многие ездили надолго – на заработки. Почти в каждой семье были брат или отец, работающие в Италии, Австрии или Германии. Никто их изменниками не считал, а они регулярно приезжали на родину – прогуливать заработанные на стройках Рима и Гамбурга лиры и марки.
