Путешественник - [20]
Кили уже орудовал на камбузе, и до ушей Арама доносились его проклятия в адрес Старины Кобба. Возможно, кок из мальчишки получился неважный – подгоревшую овсянку Арам учуял еще до того, как тот выскочил на палубу и вывалил загубленное блюдо за борт. Но, подавая Джонаса Кобба под соусом из целого ряда определений, способных оставить неизгладимый след даже в самых закаленных ушах и сердцах, Кили показал себя подлинным гением.
Том Фрейкс встал к штурвалу. Остальные тоже разошлись по местам. При виде вышедшей из офицерской каюты и направившейся в матросский кубрик Флинтвилл – заранее разъяренной, хрустевшей суставами пальцев в предвкушении стычки, которой на этот раз не суждено было состояться, Арам развеселился. Он сосчитал дважды до двадцати и еще до шести. Только после этого Макаса вновь возникла на палубе – в полном недоумении, судя по выражению лица. Оглядев палубу, она, наконец, заметила Арама, стоявшего у леера, и на лице ее отразилось такое замешательство, что он едва не расхохотался вслух.
Тем временем из офицерской каюты вышел и Однобог – без рубашки, босой, заспанный. Остановившись перед бочонком с дождевой водой, он снял с него крышку, оперся ладонями о край, отжался на руках, наклонился, окунулся в бочку едва не по брюхо, густо поросшее рыжими волосами, и вынырнул только секунд через десять. Встряхнувшись, он нетвердым шагом вернулся в каюту.
Но не прошло и пяти минут, как дворф снова вышел на палубу, улыбаясь, хохоча и от души хлопая по спине каждого, оказавшегося в пределах не такого уж широкого размаха его рук. Казалось, веселье первого помощника заразило всю команду – на палубе оживились, заговорили и даже запели, стряхивая остатки сна. Вскоре все дружно распевали любимую моряцкую песню Однобога.
Несмотря на всю свою злость, Арам улыбнулся, и улыбался, пока на его плечо не легла чья-то рука. Обернувшись, он встретился взглядом с Грейдоном Торном. Взгляд отца был печален. Улыбка Арама тут же окаменела, а затем и вовсе исчезла – что, конечно же, не укрылось от измученного заботами отца.
Однако Грейдон решил не унывать и негромко сказал:
– Мы вполне можем провести оставшееся время с пользой. Сходи, возьми свою абордажную саблю.
Но Арам стряхнул с плеча руку отца.
– Нет, – сказал он. – С меня довольно. От такого, как ты, я уже узнал все, что хотел.
Сын Грейдона не стал делать из разговора секрет. Наоборот, он говорил так громко, что слышно было всем. Макаса обожгла его яростным взглядом. Остальные отвернулись. Даже Однобог перестал ухмыляться.
Грейдон нахмурил лоб.
– Мальчик, – сказал он так же громко, как Арам, – я – твой капитан и твой отец…
Но Арам перебил его – еще громче:
– Может, ты и мой капитан, но ты мне не отец! Мой отец – Робб Глэйд! И знаешь, почему? Потому что он был с нами!
С этими словами Арам развернулся на каблуках и отправился на корму. Онемевший от изумления Грейдон смог лишь проводить его беспомощным взглядом.
– Капитан, этому мальчишке не помешает хорошая порка, – негромко прорычала на ухо Грейдону подошедшая Макаса.
Но Грейдон печально покачал головой.
– За что? За то, что он прав? Нет. Если тут кто и заслуживает порки, то не он.
Стоя на корме, Арам хмуро смотрел в морскую даль. Вдруг на горизонте мелькнуло нечто – совсем маленькое, всего лишь темная точка, возникшая среди черных туч и тут же скрывшаяся из виду. Но в следующий миг из шторма за кормой показался черный, как смоль, корабль, крохотный издали, но вполне различимый.
