Путешественник из провинции Бос - [4]

— Аппорт! — крикнул я радостно.

Славное животное тотчас же принялось скрести землю под отвалом, в растворе которого торчал большой ком земли. Оно почти сразу же отрыло великолепного зайца, спрятанного в этом своеобразном тайнике, где мне и в голову не пришло бы его искать.

Когда Флора, как собака никогда и ни в чем не отказывающая своему хозяину, схватила тушку зайца и хотела мне ее принести, крестьянин поднял длинную палку, которой местные земледельцы прочищают плуги.

— Этот заяц — мой, — прорычал он. — Я прибью вашу псину, если она его не оставит, а потом съезжу вам… по морде.

В подкрепление своих слов он размахнулся и что было мочи обрушил на бедную собаку удар пятифутовой дубины. К счастью, Флора уклонилась от удара, иначе он раздробил бы ей голову.

Не знаю, как это произошло, но я мгновенно отбросил ружье и ягдташ и схватил крестьянина одной рукой за руку, державшую палку, а другой — за горло. Я его обезоружил, разломал пополам его дубину, а затем принялся колотить обидчика изо всех сил; такой урок никогда не забывается ни тем, кто его преподал, ни тем, кого проучили.

Я остановился только тогда, когда этот здоровенный детина запросил пощады. Видимо, он рассчитывал легко справиться с девятнадцатилетним юношей; теперь у него сложилось, вероятно, иное мнение об университетском образовании, которое при случае способно соединять основы философии с принципами французского бокса.

После полученной им изрядной взбучки я уже не мог на него сердиться. Широким жестом я вынул из кармана пятифранковую монету и вложил ее в руку крестьянина, удивленного такой неожиданной щедростью не менее, чем заработанной внушительной трепкой.

— Вот вам за синяки, — сказал я как бы на прощанье, подобрав совсем еще теплого зайца. Позднее я вновь встречался с этим ворюгой. Мы стали закадычными друзьями, а поскольку он был опытным браконьером, я получил от него ценные сведения, которые опубликую в свое время…»

Два школьных товарища

В пансионе Борьё Буссенар познакомился с двумя лицеистами, которые впоследствии тоже стали в некотором роде известными. Первый из них — Амеде Бове, написавший, по мнению Жоржа Дюрана, полную юмора книгу о языке под названием «Ошибки Французской академии». Увы, мы не нашли и следа этого произведения в каталоге Национальной библиотеки[6]. Намного лучше мы знаем другого соученика Буссенара по имени Палма Гурдон; он прославился в боевых действиях под командованием адмирала Курбе на Дальнем Востоке, где торпедировал в 1885 г. в Шей-Пу два китайских судна.

Буссенар, сохранивший контакт с Палмой Гурдоном, опубликовал в сентябре 1897 г. в «Журнале путешествий» статью, подробно рассказав в ней о подвигах своего друга, тогда лишь только капитана, в Китайском море[7]. Еще и сегодня в музее Питивье в честь Гурдона, ставшего к концу своей карьеры вице-адмиралом, командующим Средиземноморской эскадрой, имеется прекрасно оформленный раздел, где выставлены его портреты, награды, парадная форма, бинокль и секстант, а также его великолепная шпага.

Встретившись на том свете, оба приятеля, несомненно, здорово повеселились, потому что, хотя у входа в упомянутый музей их имена и выгравированы на мраморной доске вместе с фамилиями главных дарителей, зато внутри музея на почетном месте находится моряк, а нашего писателя там… нет. Таким образом, в памяти потомков два потопленных судна значат иногда больше, чем сорок книг!

ГЛАВА 3 НЕПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР

Студент-медик отправляется на войну

Около 1868 г. Луи Буссенар, получив гуманитарное образование, поступает на медицинский факультет Парижского университета. Кажется, что его выбор уже сделан: он станет врачом. Мы практически ничего не знаем о первых годах его пребывания на факультете; нам известно только следующее: тогда он приобрел внушительные медицинские познания, широко использованные в дальнейшем в его книгах; его преподавателем и другом был замечательный профессор Берже;[8] некоторое время Буссенар учился в Страсбурге[9], через два года эта его деятельность прервалась в связи с началом войны.

Как студент Буссенар не подлежал мобилизации. Но как пламенный патриот он решил, несмотря ни на что, пойти служить в армию. Он был зачислен военным фельдшером в действующую часть и вскоре оказался на Восточном фронте, где присутствовал — сознавая свое бессилие — при разгроме французских войск под Висамбургом и Рейшофенном.

Об этом периоде у него в памяти сохранились потрясающие картины, конкретные эпизоды:

«Приходилось ли вам видеть, как в бой отправляется хорошо оснащенный полк с начищенным до блеска оружием, солдаты весело маршируют стройными рядами, преисполненные воодушевления, силы и надежды? Достаточно нескольких часов, чтобы превратить это прекрасное войско в беспорядочную толпу несчастных беглецов, растерянных, в рваной одежде, с почерневшими лицами, искалеченными руками и ногами, стонущих от боли и являющих собой жалкое зрелище полного замешательства»[10].

Отступив в составе армии к Парижу, Буссенар стоически переносит суровые испытания осады, лишения и голод, огонь артиллерийских обстрелов.

«Париж с трудом дышал, взятый в железное кольцо блокады, которое с каждым днем все сжималось. Наступал момент того психологического воздействия, на которое надеялся немецкий канцлер. Каждую ночь на город обрушивался стальной ураган, довершая последствия голода и болезней. Готовые сражаться мужчины, загнанные в окопы или теснившиеся в казармах, истощенные и продрогшие, ждали следующего дня, наступавшего с хмурой и отчаянной медлительностью. Никогда раньше эта неподвижность, так не свойственная французскому темпераменту, не ощущалась столь болезненно защитниками Парижа; она была самой невыносимой из переживаемых ими тягот. К физическим страданиям добавлялись муки бесплодного и бесконечного ожидания, так что даже самые энергичные чувствовали, как тают все их надежды. Здесь мало сражались, зато столько людей умирало!.. Было четыре часа утра. Еще три часа темноты, прежде чем забрезжит бледный свет так долго не наступающего дня.