Путем актера - [27]

И эта Таня на том конце провода, что меня удивило, совершенно спокойно меня выслушала и как-то очень устало, так устало, что я заподозрил, что не я первый звоню ей сегодня с такими разговорами, сказала:

- Я все понимаю… - И она сделала паузу. Может быть, закуривала. Подносила к лицу зажигалку, делала первую затяжку. И еще раз повторила: - Все… Но вы знаете, - спросила она устало, - что Миша… Миша три дня не был дома?..- И, сказав это, она замолчала.

Признаться, я растерялся. Разговор получался не совсем таким, как я его себе представлял. Потому что, возможно, я ограниченный, я несвободный человек, может быть, я даже подкаблучник, но, по-моему, три дня - это как-то многовато. Нет, не то чтобы это недопустимо - можно и больше, я сам в молодые годы отсутствовал дома неделями, но после этого совершенно нереалистично предъявлять женщине претензии. По-моему, это перебор.

И потом - за что? За корректно выражаемое по телефону недовольство?

По-моему, в подобной ситуации надо все молча выслушивать и со всем соглашаться, сопровождая свою речь максимальным количеством уменьшительных и ласкательных прилагательных, но никак не вступать в полемику… Хотя, возможно, я устарел и плохо понимаю современную жизнь, а так же, как и что в ней “надо”.

Я растерянно пробормотал:

- Три дня? Я не знал…

Мисаил тихо маячил вдали, с надеждой на меня глядя. Мне стало стыдно перед ним за свою растерянность, ведь он ждал от меня помощи и защиты.

И я решил сказать этой Тане что-то примиряющее, успокаивающее, общечеловеческое и уже подыскивал слова типа “да, я вас понимаю, но и вы тоже поймите, что…”, как вдруг ко мне подошла моя жена и сказала:

- Кончай трепаться, ребят только что забрали в милицию.

7. Новый взгляд на то, как следует общаться с милицией

Видимо, это было необходимым финалом, без которого этот день (и этот сюжет) просто не мог закончиться. Я пробормотал Мишиной подруге что-то невразумительное, типа “возникли непредвиденные обстоятельства, я вам перезвоню” и побежал вслед за женой к нашей скамейке. На ходу она рассказала, что произошло.

Когда мы с Мисаилом ушли звонить, наша компания окончательно распалась. Эдик с Оксанкой и Марина образовали одну группу, а Дима, Олександр и девушки с соседней лавочки - другую. Из-за этих девушек все и произошло. Оксанка, как женщина, уже побывавшая замужем, была осторожна и оберегала свой уют и создающего этот уют мужчину, предусмотрительно скрывая бутылку красного вина в сумочке, а две девицы с соседней скамейки, видно, этого опыта еще не имели или им вообще было на все наплевать, и они приветствовали совершенно невинные ухаживания Димы и Олександра громким смехом и визгом, бутылку “Гжелки”, которую предложили им юноши, пили, совершенно не таясь, и у них оказалась еще одна, своя.

- Вот это да! - сказал я.

- Что “да”?! - сказала жена. - Это была какая-то дрянь, но это не важно. На этот смех и по-чеховски блестевшую в свете фонаря пол-литру и клюнули менты, как назло, проезжавшие неподалеку. Они сначала было забрали всех четверых, но потом девиц отпустили, а Диму и Олександра оставили, так как Дима им сказал “не имеете права”. Ты вовремя отошел, - сказала Марина. - Я сначала ругалась, что ты лезешь не в свое дело, а потом обрадовалась, а то бы и тебя забрали…

Я почувствовал себя неудобно. Остался в стороне от основных событий, не защитил товарищей и Мисаилу не помог.

- Оксанка очень воевала, - сказала жена, - представляешь, не дала проверить документы у Эдика, а ведь у него регистрация кончилась. Так верещала, что они отошли. Вон ментовская машина стоит, они почему-то никуда не уехали. Обход на Патриарших, наверное, делают.

Когда мы подошли, Оксанка и Эдик стояли друг против друга и Оксанка держала Эдика за руку.

- Не пойдешь, - говорила она страстно, - я тебя не пущу! Тебя тоже заберут! У тебя же нет даже временной прописки! - И на лице ее было написано нешуточное женское счастье.

Эдик театрально, с кавказской горячностью вырывался.

- Там мои друзия! Я нэ могу! Я должен им памоч! - У него снова появился небольшой акцент.

Не знаю почему, но многие мои знакомые, особенно из творческой среды, говорят мне, что “я их стабилизирую”. Так они говорят. Чем, спрашиваю я. “Ну, не знаем… Своей рассудительностью, - отвечают они. - В тебе есть какое-то рациональное начало”.

Я их не понимаю. Это я “рассудительный”, это во мне “есть рациональное начало”? По-моему, я псих, почище многих. “Да, - соглашается со мной жена. - Но одновременно с этим в тебе есть рациональное начало. Так бывает…” И, видно, оправдывая звание “рассудительного” (эсминец “Рассудительный”), я иногда действительно начинаю вести себя более-менее разумно. (Но никогда не делаю ничего такого, чего не сделали бы на моем месте другие.) Вот смотрите.

Я сказал посреди общего волнения: надо дать ментам денег. И после этих слов наступила пауза. Просто немая сцена, как у Гоголя. И все на меня посмотрели с уважением. Даже Мисаил очнулся от своей печали, снял темные очки и закивал. Вообще у него был видок в этих очках в полпервого ночи - очень впечатляющий… Просто супер. Хорошо, что он тоже отсутствовал. Я опять вскользь подумал, что Мисаил чем-то похож на большого кота. Смешно, и места такие… Он поддакнул: да- да, точно, надо было.