Путь - [117]

  - Кто бы говорил! - с сарказмом воскликнул в ответ на это Рупрехт. - Право же, обидно слышать подобнее слова от того, чьи родичи вырезают беззащитные хутора по всему Дьорвику, устраивают засады на лесных тропах, и растворяются в сумраке древних чащоб, стоит только поблизости появиться пограничной страже. По-твоему, входит, что верх честности - убивать женщин и детей, нанизывая их головы на копья?

Несколько минут они молчали. Эвиару вдруг стало стыдно за дела своих братьев. Он и сам успел однажды принять участие в карательном рейде, но тогда воин верил, что делает благо для И'Лиара. Сейчас он уже не был в этом уверен.

А Рупрехт, хитро, с затаенным превосходством поглядывавший на смутившегося Эвиара, просто пил эльфийское вино. Маг смаковал его, растягивая удовольствие, подолгу катая на языке восхитительный напиток, единственно достойный этих бессмертных созданий, прекрасных и невероятно жестоких ко всем, кто был не одной с ними крови.

  - Так что же человек, - первым прервал затянувшееся молчание эльф. - Что сделал тот маг, Ардалус? Он похитил Линзу?

  - Да, - подтвердил Рупрехт. - рискуя жизнью, чародей проник в самое сердце И'Лиара, в честном поединке сразив Улиара и выкрав созданное им оружие. А затем он вернулся в Империю, и несколько лет посвятил изучению творения вашего мага, полностью устранившись от всего, что творилось вокруг, став настоящим отшельником, пусть и живущим в самом сердце огромного города, по сравнению с которым Фальхейн - скопище грязных лачуг.

  - Изучал, - недоверчиво вымолвил Эвиар, чуть прищурив свои миндалевидные, желтые, точно у дикого лесного кота, глаза. - Не обратил наше творение против нас же, быстро и без лишних смертей завершив войну, длившуюся сотни лет, но вместо этого затворился с Линзой ото всех своих родичей?

  - Именно так, - произнес в ответ Рупрехт. - Не все люди жаждут крови Перворожденных, и не все маги стремятся использовать свое умение только лишь для убийства, для разрушения. Истребление вашего народа до неузнаваемости изменит этот мир, и никто не может сказать, к чему это может привести. А потому очень многие и прежде и теперь считают, что нам следует жить в мире. Правда, порой голоса их заглушает рев сторонников войны, радикальных действий, как они сами любят выражаться, - усмехнулся человек. - Но Ардалис не желал войны. Линза заинтересовала его как овеществленный образчик эльфийской магии, загадка, сложная головоломка, но и только. Однако кое-кто считал иначе, а потому Линзу было решено отобрать у Ардалиса, использовав ее против многочисленных врагов Империи, сражавшихся с тем большей яростью и отчаянием, чем меньше шансов на победу у них оставалось. Но чародей не захотел войны, а потому он бежал, сперва из столицы Империи, а затем и вовсе покинул изученные людьми земли, двинувшись на восток, в сторону океана. С ним вместе бежали лишь его верные слуги, восемь воинов, уроженцы далеких земель, лежащих на западе, по другую сторону Шангарских гор. Это были великие воины, но их было мало, а против мятежного чародея ополчилась вся Империя, десятки боевых магов, сотни солдат. Ардалису пришлось пробиваться себе путь, оставляя за спиной только трупы, и все же он смог добраться до одного неприметного островка, прихватив с собой Линзу и шестерых телохранителей, ибо еще двое погибли прежде. Он смог выиграть битву, призом в которой стало равновесие всего мироздания, став в глазах многих предателем своего народа, отступником, чье имя было предано забвению на многие века.

Вечерело, и в таверну один за другим заходили горожане, желавшие отдохнуть после трудного дня. Рассаживаясь вокруг приземистых столов, они шумно требовали пива, о чем-то громко разговаривая между собой. С улицы доносились звуки музыки - это простой народ, жители Фальхейна праздновали победу своего кумира, лорда Грефуса, над жуткими варварами. Один из музыкантов забрел в трактир, и вскоре сквозь многоголосие пробились переливы арфы. Мало помалу народ принялся подпевать, услышав знакомый мотив, а по донышку большой кружки, что поставил возле своих ног арфист, застучали медяки.

Солнце, должно быть, уже коснулось горизонта. Стало смеркаться, и служанки зажгли множество свечей, заливших мерцающим светом просторный зал, полный звуков и запахов. Стало как-то по-особому уютно, и потому, наверное, Рупрехт сперва не придал значения вновь явившимся в трактир людям, приняв их за подгулявших горожан. Но спустя миг он вздрогнул, ибо узнал поздних посетителей.

Их было трое, и они замерли у входа, разыскивая свободный стол. Поиски увенчались успехом, и пришельцы двинулись сквозь сутолоку. Первым уверенно шагал плечистый мужчина, темноволосый, весьма приятный на вид, поглядывавший на окружающих с некоторым высокомерием, не переходившим, в прочем, определенных границ. На поясе у него Висле длинный меч в потертых ножнах. Он-то и привлек внимание Рупрехта, помнившего, что разгуливать по улицам Фальхейна с таким оружием вправе только благородные господа. Тот, ко пробирался сквозь толпу, обладал этой привилегией, ибо его звали Бранк Дер Винклен и он был рыцарем, гостем из далекого Дьорвика. И именно его Рупрехт ожидал встретить здесь меньше всего, подивившись, насколько тесен в действительности мир.