Путь в революцию. Воспоминания старой большевички. - [10]

Я последовала ее совету и стала по вечерам регулярно ходить в землячество. Там и в самом деле было интересно. Занимались общеобразовательные кружки, читались лекции и доклады, обсуждались злободневные вопросы общественной жизни, причем не обходилось без довольно резкой порой критики существующих порядков.

Однако же, несмотря на обилие споров и горячих разговоров, большую часть времени мы отдавали танцам, веселью, пели хором песни — словом, от души и дружно развлекались. Нередко я ловила себя на мысли, что в общем-то быть революционером не только не опасно, а даже приятно…

В этот период я совершенно искренне была убеждена в том, что такого рода занятиями и разговорами можно усовершенствовать жизнь и пересоздать ее на основе справедливости. Но общение с прогрессивно настроенным студенчеством не проходило бесследно. Я начала знакомиться с революционной литературой, и в первую очередь с «Историческими письмами» народника Петра Лаврова. Затем прочитала «Первобытную культуру» Тэйлора, «Происхождение видов» Дарвина и ряд других книг.

Может показаться странным, что я не была знакома не только с нелегальной, но и вообще с прогрессивной литературой. В самом деле, ведь еще в начале шестидесятых годов в Перми был раскрыт центр революционной пропаганды, руководимый преподавателями семинарии Воскресенским, Моригеровским и молодым чиновником Иконниковым. В начале восьмидесятых годов в Перми существовал кружок революционных народников. В Перми находилось в ссылке немало революционеров, в том числе, скажем, В. Г. Короленко (в 1880–1881 годах). Все это не должно было пройти мимо тех, кто активно интересовался революционными идеями.

Но если учесть среду, в которой я выросла и воспитывалась, то станет понятным, что назревавший в моей душе протест против буржуазной морали, против самодержавного террора был весьма смутным и неопределенным, не имевшим правильного направления. О литературе же подобной той, которую мне довелось впервые взять в руки в Петербурге, я в Перми не слыхивала.

Но и в Петербурге то, с чем мне пришлось познакомиться, я принимала вначале слишком буквально, а подчас и наивно. После прочтения «Происхождения видов» Дарвина я пришла к правильному заключению, что бог, в которого я до этого верила, — не существует и что вся эта церковная обрядность, которую в той или иной мере я соблюдала, — не более чем варварство и глупость.

Однако мне хотелось получить прямое, непосредственное подтверждение того, что Дарвин действительно прав и что бога нет. Как раз в это время близилась пасха, и все курсистки были обязаны перед праздником причащаться.

Решив проверить, существует ли бог, я, получив причастие, тут же в церкви незаметно выплюнула его и растерла на полу ногой. С замиранием сердца я ждала, что будет. «Если сейчас ничего со мной не случится, значит… значит бога нет!» — думала я. Со мной ничего не произошло — религиозное мое отступничество осталось безнаказанным; и я гордо пошла домой, убедившись, что бога нет.

Но как хохотали надо мной мои подруги и знакомые студенты, когда я поведала им о том, как чисто экспериментальным методом доказала отсутствие божественного начала в мире. Правда, смеялась вместе с ними и я. И это было очень хорошо. По крайней мере, я раз и навсегда покончила с религией и стала, как тогда называли, «свободомыслящей атеисткой».

«ЛЕГАЛЫ» ИЛИ «НЕЛЕГАЛЫ»?

Землячества, как известно, были студенческими объединениями, в каждое из которых входила учащаяся молодежь, приехавшая из какой-нибудь одной губернии. Я вступила сразу в два землячества — Пермское и Вологодское, хотя никакого отношения к вологжанам не имела. Сделала же это я потому, что в Вологодском землячестве работала самая моя близкая подруга Лидия Саблина. Землячества служили хорошей почвой для революционной деятельности среди студентов, однако почувствовала я это лишь после одной запомнившейся мне встречи.

Как-то меня пригласили в землячество на весенний бал. Я пошла туда с нашими курсистками; и там меня познакомили с одним студентом, фамилию которого память моя не сохранила. Помню лишь, что звали его Василий Иванович и что, по обычаю тогдашних студентов, он носил усы и бородку.

Как водится, мы с ним танцевали, а в перерывах вели разговоры о чем угодно; и тут я от Василия Ивановича узнала, что существует в Петербурге Вольное экономическое общество, в котором иногда устраивают доклады и диспуты на различные злободневные темы. Разговаривая со мной, Василий Иванович несколько раз упомянул народников, а затем марксистов, деля их на легальных и нелегальных.

Термины эти я слышала и до этого, но в чем состояло различие во взглядах первых, вторых и третьих — представляла себе крайне смутно.

Мне вдруг расхотелось танцевать, я попросила своего партнера коротко объяснить — в чем суть разногласий этих политических групп.

— Извольте, — с готовностью отозвался Василий Иванович. Мы нашли себе укромное место, и он стал объяснять: — Народники, видите ли, полагают, что главная социальная сила, способная добиться перемен в российском царстве-государстве, — это крестьянство. Они считают, что России капитализм не нужен, и она по его пути не пойдет. Но они, — и тут он насмешливо улыбнулся, — словно бы и не замечают, что капитализм-то у нас не сегодня родился и вовсю развивается. Именно так рассуждают — и правильно рассуждают — марксисты. Однако и среди марксистов не все на этот счет думают одинаково. Ну да: легалы и нелегалы. Не понимаете? Ну-с вот: «легальные марксисты», они, изволите ли видеть, останавливаются на признании прогрессивности капитализма, рабочий класс у них на заднем плане остается, а это выходит — в подчинении буржуазии. Не так ли?.. — В Василии Ивановиче чувствовался опытный полемист, а стремление изложить свои взгляды возможно проще обличало в нем и пропагандиста. — Нелегальные марксисты, — продолжал он, — за самостоятельную борьбу рабочего класса, и экономическую и политическую. Но вернемся к народникам. — Он испытующе посмотрел на меня. — Вы Плеханова брошюру «Наши разногласия» читали? Ах, нет? М-да. Надо почитать…