Путь теософа в стране Советов - [201]

В Баку было очень жарко, и хотелось купаться. Но нам люди пояснили, что в Бакинской бухте это невозможно, она сплошь покрыта нефтяной плёнкой. Мы поехали на Север Апшерона в район Бузовны. Там нашли прекрасный пляж, но всё-таки вылезли из моря в чёрных вовсе несмываемых пятнах, как леопарды.

Конечно, познакомиться с городом мух и нефти было небезынтересно, но всё же хотелось поскорее унести из него ноги. Несмотря на жуткую дорожную духоту, мы вздохнули свободней, когда в окне вагона потянулись выжженные унылые пейзажи серо-палевой Ширванской степи. Мы вылезли на станции Акстафа, пристроились к какому-то разваленному автобусику, пересели на поезд и поехали на юг, в Армению, по направлению к Севану. Долго тянулись степи по долине Акстафа-чая. Под конец дорога вошла в мягкий лиственный лес, он принёс нам прохладу, нежную зелень красок, на которой отдыхали глаза, и чувство особого горного уюта, создаваемого пушистыми склонами.

К вечеру мы доехали до Дилижана, слывшего курортом, но представлявшего собой весьма заурядный армянский городок. Правда, он красиво расположен на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря. Главная улица, она же шоссе, шла по бровке глубокой долины, почти ущелья и состояла из маленьких домиков. На дне ущелья виднелись казармы стоявшей здесь воинской части. Вверх по горе тянулись более импозантные здания, очевидно, курортного назначения.

Переночевав на турбазе, мы на другое утро пошли смотреть окрестности. Поднявшись метров на 200, мы оказались в чудесном чинаровом лесу, где на листве играли яркие солнечные зайчики. На коре множества чинар были вырезаны олени и другие звери, не свойственные здешним местам, а также охотники и пастухи. Чем выше по стволу, тем неразборчивее становились рисунки — они заплыли и заросли корой. Очевидно, они поднимались вместе с ростом деревьев, будучи когда-то вырезаны на уровне роста человека. Таких стволов были сотни и сотни. Кто их вырезывал? Очевидно, пастухи и сборщики хвороста — несомненно, местные жители, потому что среди рисунков были надписи на армянском языке. Это, конечно, не было археологической находкой, но, право же, импровизации выглядели как наскальные рисунки каменного века. Идя дальше, мы пришли во фруктовый лес. Возможно, это были заброшенные сады. Мы попробовали и яблоки, и груши, и сливы. Всё оказалось вполне съедобным. Ну, не то, чтобы первосортным — все плоды были мельче садовых, но вовсе не плохие. Во всяком случае для компотов годились бы прекрасно. Мы пожалели, что громадные площади плодовых лесов никак не используются. На другой день мы, повесив на себя громадные рюкзаки, пошли на юг. Лес кончился, мы поднялись на Семёновский перевал высотой около 2150 метров, и вскоре перед нами открылась панорама Севана. Это было грандиозное зрелище. Оно лежало внизу, как горное море, на севере обрамлённое вершинами Шахдагского хребта, на юге, в сторону Ново-Баязета озеро терялось в дымке. Едва проглядывались волнистые формы вулканического плато. Мы не сразу заметили — выше облаков, невероятно далеко, прозрачные, как призраки, возвышались два конуса. Это были Большой и Малый Арараты. Подумать только, они глядели на нас за 120 километров из Турции! К сожалению, Ноев ковчег не был виден. Он ведь причалился с другой стороны. Галя сделала фотографию, на которой я получился стоящим одной ногой на Большом Арарате. А на западе прямо в небо втыкались покрытые снегом четыре башни невероятно крутого Алагеза.

Мы чувствовали себя так, словно присутствуем при сотворении Земли.

Было страшно жарко, мы изнемогали под тяжестью рюкзаков, но всё же почти бегом спустились с перевала. У подножия скалы, на крупной гальке мы сбросили с себя всю амуницию и бросились в воду, которая оказалась неожиданно пронизывающе холодной. Всё-таки 1900 метров над уровнем моря!

Зато с каким аппетитом мы поели у костра, тут же, на береговой гальке, хотя обед состоял только из брынзы, хлеба и кипятка. Потом мы лежали на камнях и не могли налюбоваться на озеро. Мы строили планы дальнейших маршрутов и решили первым посетить уютный зелёный островок, который лежал неподалёку. На островке виднелись симпатичные домики, и туда из селения Севан ходил речной трамвайчик.

Увы, это были наивные мечты. На острове помещался дом отдыха ГПУ, и нас предупредили, что не только посетить, но и наводить фотоаппарат на него опасно. Мы ещё не привыкли к тому, что все лучшие места в природе занимают или правительственные дачи или ГПУ.

На Севане не было ни турбазы, ни дома крестьянина. Население показалось нам негостеприимным, и мы решили искать ночлега в деревне. У околицы происходила молотьба. По току с разостланными хлебными колосьями кружилась лошадь, волоча за собой на валке широкую доску, ребристую с нижней стороны. На доске стоял, держась за вожжи, человек. Он правил лошадью и своей тяжестью способствовал молотьбе. Мы подивились на такой способ, столь не похожий на тот, который мы применяли в колонии.

На реке работала мельница. Мы заглянули в открытую широкую дверь. Нас оглушил шум громадного колеса, стук поводков, сотрясавших бункера, скрежет поставов, а больше всего крик и песни десятка армян, частью толкавших мешки, частью сидевших вокруг фонаря в ожидании помола.