Путь серебра - [94]

Ведь с ней же отец и вся семья, пыталась успокоить себя Брюнхильд. Несколько сотен киевских варягов и все наемники ушли за море – вернутся ли? – но Киев и сейчас не беззащитен, у них есть ближняя дружина и боярские ратники. Однако в груди разливался холод: не обманывает ли она себя, как дитя? Что, если Амунд решит посчитаться за тот день, когда его осрамили перед всем войском и лишили почетного главенства? Если угр-гонец сказал правду, если среди вернувшихся нет ни Грима, ни людей их союзника Олава… Уходил Амунд союзником Хельги, а кем вернулся? И если он вернулся врагом, то теперь тягаться с ним будет куда труднее, чем до похода, когда кияне были во всей силе.

Казалось, на ровной знакомой дороге вдруг распахнулась пропасть, но Брюнхильд не в силах была остановиться. Каждый удар сердца приближал ее к тому мгновению, когда этот человек-тролль, в четыре с половиной локтя ростом, окажется здесь, прямо перед ней…

* * *

Если бы из заморского похода возвращался его сын, князь Хельги, наверное, встретил бы его у причалов Подола – низины под киевскими горами, где при нем, благодаря увеличению населения и торговых связей, появилось множество жилых дворов, клетей и корабельных мастерских у реки. Но высланные вперед дозоры подтвердили: Амунд плеснецкий возвращается без Грима, при нем только свои ратники-волынцы. Поэтому в тот день, когда войско должно было войти в Киев, Хельги остался у себя, на дворе Княжьей горы. Не пытаясь даже самому себе предсказать, как пройдет их встреча с Амундом, он тем не менее приказал приготовить Ратные дома – обширные строения на пустыре под горой, где жили ратники, собираемые для похода на греков. К счастью, уже был убран с полей урожай, и Хельги распорядился подвезти запасы жита, овоща, пригнать из окрестных весей скот, который все равно к зиме собирались забить. Если боги были хоть немного благосклонны к Амунду, у него хватит серебра, чтобы все это оплатить. Ну а если и нет… глупо оставлять голодным войско, порядком одичавшее за три лета в чужих краях: они привыкли добывать пропитание грабежом, а здесь для волынцев все еще чужая земля. Хельги верил, что сумеет постоять за себя, но не желал превращать свой город в поле брани.

В последний раз Амунд с дружиной ночевал близ устья Десны и Киева достиг за одно утро. Еще до полудня Хельги отправил на причал у речки Почайны Карла, Лидульва и Рандольва. Любопытные кияне, хоть и тревожились, не вышло бы какой беды, толпились у реки, на склонах, – везде, откуда можно было видеть Днепр. Брюнхильд и Рагнар тоже отпросились подняться на забороло Княжьей горы. Вид отсюда открывался великолепный – на Щекавицу и Киеву гору, что вместе с этой, нынче называемой Олеговой, породили предание о трех братьях-прародителях, на Святую гору со святилищем и обширным жальником, на избушки и сады на склонах, на холмы и овраги, на большую реку и бегущие к ней ручьи, на неровное полотно лугов, еще зеленых, с пасущимся скотом, на многочисленные пашни и огороды, где возились бабы и девки, на обширные острова на Днепре, тоже зеленые, покрытые рощами. В обычное время на реке виднелось множество рыбацких челнов и лодий, побольше и поменьше, идущих по разным надобностям на веслах и под парусом, но сегодня они исчезли, опасаясь столкновения с довольно внушительным войском.

И вот лодьи показались – всю широкую гладь реки усеяли их белые ветрила, отсюда казавшиеся не больше лепестков яблони. Издали нельзя было рассмотреть ни людей, ни стягов, и взгляд Брюнхильд метался от одной большой лодьи к другой. Где он – где-то в первых рядах? Возглавляет он строй или держится чуть позади? Амунд ведь тоже не знает, как их тут встретят.

Сегодня она его увидит. Занимался дух, но Брюнхильд делала вид, будто испытывает лишь любопытство, и поддерживала обычную болтовню с Рагнаром.

Но чего она ждала? Три лета назад, в тот день, когда она зазвала Амунда в стан своих сокольничих на тайную встречу, он ясно сказал, что хочет взять ее в жены. Тогда она и не могла ничего ему ответить, а уже назавтра он никак не мог обратиться с этим делом к Хельги. Уж конечно, она не ждет, что Амунд снова заведет об этом речь, убеждала себя Брюнхильд. Да он в сарацинах себе десять новых жен раздобыл! Или царевну хазарскую по пути сосватал. И разумеется, она вовсе не собирается замуж за этого ётуна четырех с половиной локтей ростом! Он и в тот раз был страшен – кривой, переломанный нос, длинное костистое лицо, шрам на виске, – и уж верно, три лета в походе его не украсили.

Все дело было в том, что Амунд плеснецкий – не тот человек, которого легко забыть, друг он тебе или враг. И когда Брюнхильд призналась себе в этом, ей стало немного легче.

– Бежим! – Осознав, что все лодьи прошли с Днепра к причалам на Почайне, она опомнилась, испугалась промедления и схватила брата за рукав. Замечталась тут, так все на свете можно промечтать. – Вдруг они прямо сразу к отцу придут?

– Да погоди ты! – Рагнар рассмеялся. С льняными, немного вьющимися волосами, он был довольно хорош собой, хотя бледность его продолговатого лица оживлял лишь нездоровый, лихорадочный румянец. Тем не менее, несмотря на слабость, он отличался веселым нравом. – Уж верно, быстрее нас они к отцу не поспеют, им на гору взбираться, а мы уже здесь!