Путь серебра - [91]

Когда Карл со своими спутниками вошел, Олав ждал его возле очага, а по бокам его стояли обе женщины – жена и дочь. Скользнув по ним, взгляд Карла остановился на Ульвхильд, одетой в белое; лицо его – красное от холода, усталое, осунувшееся, в каплях растаявшего снега с шапки – вдруг так переменилось, что приветствие застыло на губах Олава.

– Ты… уже знаешь? – хрипло обратился Карл к своей внучке.

Отец Ульвхильд и мачеха стояли рядом с ней, и печаль ее одежд могла означать лишь одну потерю: мужа, того самого, что Карл и сосватал ей три года назад.

– А что знаешь ты? – Забыв от волнения поздороваться, Ульвхильд порывисто шагнула ему навстречу. Внезапная надежда на миг наполнила ее лицо лихорадочным оживлением. – Ты что-то знаешь… о нем? О Гриме?

Она с трудом произнесла имя мужа, будто вытолкнула; черты ее исказились в попытке сдержать слезы. Мысли, несущие то надежду, то разочарование, теснили одна другую. А вдруг в Киеве имеются вести, что Грим жив? Но тогда Карл привез бы его с собой, а здесь… – Ульвхильд быстро окинула взглядом спутников Карла, толпящихся у двери и не смеющих пока подойти к очагу, – его здесь нет. Но может, он остался в Киеве и хочет, чтобы она приехала? Или он в плену и хазары прислали за выкупом?

Карл, стиснув зубы, еще раз осмотрел ее белое платье – знак вдовства.

– Вам известно… – Он перевел взгляд на конунга и его жену: – Будь жив, Олав! Здравствуй, госпожа Сванхейд! До вас дошли вести о том, что ваш зять…

– Мы слышали, что он погиб, – довольно твердо произнесла Сванхейд. – Пропал вместе с ближней дружиной на берегу Итиля, вскоре после выхода с моря, но его смерти никто не видел своими глазами, и тела тоже. Его вероломно убили хазары. Вот что нам известно. А вам?

Черты Карла, казалось, на глазах осунулись еще сильнее. Сняв шапку, он провел ладонью по лицу.

– Мы надеялись… – пробормотал он. – Надеялись… что волынцы лгут.

Он сильно выдохнул, и казалось, сама душа его в этом выдохе вылетела наружу и сейчас он упадет бездыханным.

– Подойди, выпей меда! – сочувственно сказала Сванхейд и сама приблизилась к нему с рогом. – Ты так устал с дороги… это тяжело в твои годы, да к тому же зимой… Когда же вы из Киева выехали?

– Мы, госпожа, всю осень ехали! – покашливая в рукав, сказал ей один из мужчин за спиной Карла, рослый, светлобородый, известный как Эрланд Крошка. Его спутники тихо обтирали лица и бороды от тающего снега, жадно вдыхая долгожданное тепло и запах жилья. – После дожинок нас князь снарядил, Днепр прошли по воде, а за волоками уж пришлось переждать на Ловати малость. В Зорин-городце пересидели, пока лед встал прочно. Там и лодьи оставили, а взамен Велебой нам сани дал.

– Слава богам, что вы уже здесь! – Олав тоже шагнул к Карлу, медленно глотавшему мед. – Добро пожаловать, Карл и все твои люди! Мы обо всем поговорим. – Он бережно похлопал своего бывшего тестя по плечу. – Спешить некуда, вы уж, верно, останетесь у нас на йоль.

Сванхейд глянула на стол, кивнула тиуну, и тот повел приехавших по местам. К Карлу подошла Ульвхильд.

– Так… он погиб, да?

– Нам так сказали волынцы. – Карл обнял ее. – Не думал я дожить до такого горя: увидеть мою внучку вдовой в такие юные годы! Лучше бы убили меня самого, я уже отжил век!

Удивительное зрелище они представляли: седобородый старик в темном кожухе, с прильнувшей к нему юной стройной женщиной в белой одежде, – словно божества зимы, придавленные судьбой, которую даже им не одолеть.

– А я подумала… – Прижимаясь щекой к его холодному кожуху, источающему запах снега, Ульвхильд сглотнула. – Думала, может, ты скажешь мне… иное.

– Но кто рассказал об этом вам? – Взяв себя в руки, Карл поверх ее головы посмотрел на Олава.

Олав взглянул на сыновей Альмунда – они стояли плечом к плечу в первых рядах здешних жителей, толпившихся вокруг гостей. Карл проследил за его взглядом и, узнав этих двоих, широко раскрыл глаза в сетке морщин.

– Так вы живы!

– Сдается, что да! – ответил Годо. – Будь и ты жив, Карл!

– Вы вернулись! – Судя по виду Карла, он не верил в это, хотя видел своими глазами.

– Не так давно, но вернулись. И весьма тебе благодарны, что ты избавил нас от необходимости ехать в Киев… У нас и тут есть дела. – Годо многозначительно покосился на брата.

– Но как же вы прошли? Если бы показались в Чернигове, Траусти уж верно послал бы нам весть, ему было приказано следить, не объявится ли хоть кто-нибудь из вашего войска…

– Сядь, Карл! – Олав прикоснулся к плечу старика. – Поешь, согрейся, отдохни, а потом мы обменяемся своими новостями. Это весьма длинная сага, мы сами слушали ее с полмесяца!

– Длиной в десять бочонков пива! – буркнул себе под нос тиун.

– Сдается мне, что в самом главном наши новости сходятся, – заметила Сванхейд.

Немилосердно было бы набрасываться с расспросами на людей, едва окончивших трудный путь по осенним и зимним дорогам, но Карл, понимая чувства хозяев, коротко рассказал, что известно в Киеве. Оказалось, что Амунд плеснецкий с его войском вовсе не сгинул на переволоке, а, наоборот, прошел ее с умеренными потерями и сохранил всю свою добычу. В Киев он явился в месяц ревун, когда с полей уже убрали снопы, а в желтеющих лесах ревели от страсти олени. Он поведал, что молодой Грим-конунг, скорее всего, погиб вместе со всей дружиной киевских русов и тело его осталось во власти хазар. О судьбе северного войска он ничего не знал, но думал, что люди Олава сгинули на переволоке или близ нее. Лишь кое-кто из числа полян и радимичей вернулись живыми и с добычей, но для князя Хельги поход оказался провальным. Если бы сведения Амунда насчет гибели северного войска подтвердились, то сам Амунд и остался бы наиболее могущественным и удачливым вождем русов между Варяжским морем и Греческим.