Путь серебра - [123]

– Хозяйки у меня нет, да и дом не мой, – улыбнулся Амунд, – но пиво есть, и если госпожа Брюнхильд будет так милостива и нальет вам… – Он указал на несколько серебряных чаш, таких же роскошных, какие были поднесены Хельги.

Брюнхильд улыбнулась и прошла к бочонку с пивом. На краю его висел ковшик, отрок тут же поставил рядом сарацинский кувшин.

Амунд сам подсел к Предславу и Рагнару, продолжая беседу с боярами.

– Не думаю, что от хакана стоит ждать посольства, особенно в ближайшие годы, – говорил он. – Он знает, что сильно виноват перед нами, и если он пришлет сюда людей, их могут просто перебить. Но и на месте моего брата Хельги[38] я бы тоже не спешил с посольством. Любой на его месте, вздумай мириться первым, попал бы в глупое положение.

– Да уж оно понятно! – согласился Избыгнев. – У него сына убили, и он же – мириться!

– Мстить надо! – сказал Хродлейв, варяг.

Он, как один из самых доверенных людей Хельги, в последние годы занимался устройством мира с греками и не раз ездил в Константинополь, но сын его, Финнвард, был в дружине Грима и разделил его участь.

Все кивали, вздыхая, но все понимали: сказать – еще не сделать. Не один год придется собираться с силами, чтобы достойно отомстить за вероломство и разгром на Итиле.

– Я встречал одних людей, – снова заговорил Амунд, – которые очень огорчены этим раздором и хотят примирения. Они могли бы послужить посредниками, если будет нужно.

– Это еще кто? – прищурился Предслав. – Рахдониты?

Ранее Амунд ни о каких таких людях не упоминал.

– Рахдониты заставят хакана искать примирения – иначе потеряют привычные им пути на Мораву и далее, – сказал Амунд, через владения которого эти пути пролегали с давних пор. – Но устроить это могли бы русы в сторожевых хазарских городцах на Упе. Там кончаются владения каганов, а живут славяне, они называют себя вятичами. В городцах сидят разные люди – и славяне, и угры, и ясы, но главенствуют русы, им хакан даже что-то платит за охрану торговых путей. Если торговли не будет, они понесут ущерб. Я виделся с двумя, одного звали Ярдар, а другого Хастейн, они родичи. Там уже лесные края, люди пашут землю, они не могут взять свои поля и угнать от нас подальше, как хазары угоняли скот. – Амунд улыбнулся, и кияне засмеялись. – Они боялись, что я все разорю и сожгу напоследок.

– И ты не сжег? – недовольно бросил Хродлейв.

– После Хомячьей Морды, – Амунд бросил взгляд на стойку с панцирем, – удача моя была велика, но знаешь, как говорят… Не зарывайся! После трех лет войны глупо было бы подставлять голову без нужды.

Брюнхильд понимала, что он имеет в виду. Даже самая большая удача рано или поздно кончается, и после того как тебе явно сильно повезло, после того как норны в последний миг убрали острые лезвия от нити твоей жизни, дразнить их снова крайне опасно.

– Это было тебе решать, – заметил Предслав. – Но ты верно сказал: мы никак не можем простить им смерть Грима и взять выкуп тоже не можем. Не настолько Хельги беден, чтобы сына держать в кошельке!

Кияне принялись обсуждать, можно ли ждать от хакана попыток к примирению, а Брюнхильд отошла к бочонку, чтобы снова наполнить кувшин. Черпая ковшом пиво, она почувствовала, как у нее за спиной появился Амунд, и ее рука слегка задрожала.

– Раз ты приехала ко мне, значит, отказал мне только твой отец, но не ты, – с обычной своей прямотой начал он вполголоса. Брюнхильд чувствовала, как его дыхание касается ее волос. – Его согласие мне не требуется. Если и ты готова без него обойтись, скажи, и я придумаю, как нам устроить наше дело.

– Я не хотела бы… огорчать отца и ссориться с ним, – тихо сказала Брюнхильд, не поворачивая головы. – Пройдет немного времени, он все обдумает… поймет, что ему непременно нужны союзники, а лучше тебя не найти. Греки ведь не пойдут воевать ради него с хазарами. Может быть, мне удастся его смягчить…

– Я овдовел четыре лета назад, моя земля не может жить без княгини вечно. Сколько ты намерена ждать?

Он хочет сказать, что если не получит ее, то найдет другую невесту? Брюнхильд обернулась и с тревогой взглянула Амунду в глаза. Она уже почти привыкла и не содрогалась больше, видя рядом с собой это существо другой породы. Она почти не замечала всего того, что поначалу отталкивало в его чертах, а видела теперь одни глаза – сине-голубые, внимательные, ждущие.

– Ты согласен ждать год?

– Год я согласен ждать. – Он слегка кивнул. – Даже два. Ты ведь ждала меня больше двух лет, и будет справедливо, если я тоже тебя подожду.

– Два – это слишком много! – Самой Брюнхильд не хотелось ждать и двух месяцев. – Если за год мой отец не смягчится… или если я раньше пойму, что он не смягчится к тебе никогда…

– Ты будешь моей без его согласия?

Амунд сделал легкое движение, будто хотел взять ее руку, но сдержался – бояре и родичи Брюнхильд в пяти-шести шагах почти не сводили с них глаз, хотя слов расслышать не могли.

– Да, – шепнула Брюнхильд. – Только не знаю, как подать тебе весть…

– Смотри. – Амунд показал ей кольцо, висевшее у него на шейной гривне среди других. – Видишь, на нем такой же орел, как на твоей чаше.

– Только без девы, – тихо фыркнула Брюнхильд.