Путь самурая - [26]

– Береговой проезд. Жактовский дом, – скороговоркой пояснила Таня и прикрыла глаза, всем своим видом показывая, что не собирается со мной особо разговаривать. Немного обидно, но и понятно – кто я ей? Не самый лучший из участковых, вся роль которого в этой акции, похоже, заключается в обеспечении охраны этих трех дам. Да не похоже, а заключается.

– Оба умственно отсталые, – не открывая глаз, добавила Таня. – Мужик – олигофрен в степени дебильности. Окончил спецшколу для дебилов. Мать – такая же. Специнтернат для умственно отсталых. Мужик работает в продуктовом магазине грузчиком, она нигде не работает. У них там притон – бомжи собираются, выпивают. Ему нальют, он вырубится, а ее дрючат, как хотят. Вот и рожает, тварь! Ну почему таких не стерилизуют?! Нормальные, хорошие люди не могут иметь детей, не получается, а эта тварь рожает, как крыса!

Мне почудилось или в голосе Тани на самом деле послышались нотки боли? Ой-ой… она же замужем уже два года! Муж где-то во вневедомственной охране служит. А детей-то и нет!

– И дети будут такие же дебилы, – зло бросила Таня, сжав маленькие кулачки. – И будут плодиться и размножаться! Юлия Арнольдовна, ну почему их нельзя стерилизовать? Ведь есть какое-то на этот счет правило!

– Нет никакого… – устало вздохнула Юлия Арнольдовна, – мы же не Гитлер, в самом-то деле. И не Америка. Это там вроде стерилизуют насильников и всякую такую мразь. Да и то… только слухи.

– Стрелять надо гадов! – зло бросил водитель дежурки Митька Косухин, разбитной сержант, который вечно торчал под своим древним аппаратом, приводя его в боевую готовность. – Просто расстреливать на месте, и все!

Юлия Арнольдовна покосилась на неожиданного участника беседы и ничего не сказала. Вздохнула, ее пышный бюст приподнялся, чем вызвал живой интерес Косухина, и отвернулась к окну, из которого веяло «свежим» воздухом городской улицы, напоенным гарью, пылью и запахом мочи, щедро вылитой на мостовую экономными жителями частных домов (яма-то быстро заполняется! Где денег напасешься на ассенизаторов?! Чай, не буржуи!).

Дальше мы ехали в молчании, если не считать коротких руководящих реплик Тани, направляющих «уазик» по верному пути.

Впрочем, ехали мы совсем недолго – минут пятнадцать, это максимум. Когда «уазик», скрипя сочленениями, остановился возле серо-коричневого, побитого всеми ветрами двухэтажного дома, обитого дранкой и покрытого листами шифера, было еще около половины десятого утра. Уже когда мы оказались на Береговом проезде, я засомневался, что хозяева квартиры будут на месте, – Таня ведь сказала, что муж работает грузчиком, так что мог быть и на работе. Но она успокоила, сказав, что звонила в магазин, – нужный нам кадр должен быть на месте, в берлоге.

Да, именно берлога. Щелястая дощатая дверь, настолько низкая, что войти можно только согнувшись, будто кланяясь обитателям этого притона. Самый настоящий притон, никакой квартирой тут и не пахло.

Пахло здесь совсем другим – грязным бельем, мочой, пролитым вином-шмурдяком, гарью от дровяной печки, сложенной будто бы пьяным печником в стадии отхода на тот свет. Щелястая, низкая, с вываливающимися кирпичами, она все-таки пыталась исполнять то, для чего ее породили. Об этом говорили закопченные чайник и кастрюля, из мутной жижи на дне которой торчали куриные ноги – с когтями и желтой, напоминавшей о чешуе динозавров шкурой.

Больше всего меня поразил пол – земляной, весь в эдаких кочках-прыщах, черный, блестящий, пропитанный на полметра в глубину всем тем, что на него плескали, лили и выливали неделями, месяцами и годами. Мне кажется, даже во фронтовых землянках никогда не было такого мерзкого пола.

Тут же и «ложе любви», на котором любвеобильная любительница портвейна зачала всех своих восьмерых отпрысков. Или девятерых? Сбился со счету. В общем, всех тех, кто потом отправится в большой мир, чтобы улучшить генофонд нашей нации. И кому по выходе из детдома государство будет обязано дать квартиру или комнату. Чтобы снова плодили таких же, как они, «интеллектуалов».

Даже странно – на самом деле, у таких вот животных никогда не бывает проблем с зачатием и вынашиванием детей. Дьявольщина какая-то! В антисанитарных условиях, на сквозняках, под алкоголем и наркотой – дети этих уродов родятся с точностью метронома – каждые восемь, девять, десять месяцев! Только что родила и понеслась нового зачинать! Где справедливость, Бог?

Да, «хозяин» был на месте – молодой мужик примерно моих лет, низенький, с лицом, не оставляющим сомнения в его умственных способностях. Абсолютно безобидный – глупо было даже представлять, что это ничтожное существо посмеет наброситься на кого-нибудь из нас. Он только униженно улыбался, едва не кланялся, озадаченный и, похоже, даже польщенный таким к нему вниманием важных людей из большого мира.

Его, так сказать… спутница жизни была тоже тут. Когда мы все вошли, она уцепилась за попискивающий грязный сверток какого-то тряпья, и, чтобы забрать его у нее, пришлось даже слегка постараться. Не хотела отдавать.

Дальше все пошло по схеме – Таня строго допрашивала мужика на предмет его поведения, он улыбался и нес какую-то хрень заплетающимся то ли от вина, то ли от природного дебилизма языком. Его подруга всхлипывала и таким же странным говором рассказывала о том, что она кормит ребенка, что ему с ними хорошо, что не надо его забирать. На что Юлия Арнольдовна неинтеллигентно сплюнула и пробормотала что-то непонятное, но похоже, что матерное. Добавив, что она лично кастрировала бы обоих – если бы ей позволял сделать это закон.