Путь предателя - [5]

Сано сделал шаг назад. Он видел своих людей, живых и здоровых, они спешили к нему на помощь. Тела других преступников лежали на полу магазина. Сано сделал несколько глубоких вдохов, сняв таким образом напряжение, подставил под ливень свой меч, чтобы смыть кровь Миосина, затем вложил его в ножны. Хоть убийство и смерть были естественными явлениями для самураев, он ненавидел отбирать жизнь. Это действие сближало его с убийцами, за которыми Сано охотился. Однако в данном случае он считал убийство оправданным.

— Сёсакан-сама! — Голос Хираты дрогнул, когда он обратился к Сано, молодой человек казался убитым горем. — Сумимасэн, простите меня, но вы подвергались большой опасности. Вас могли убить. Мой долг служить вам и защищать вас. Вам следовало позволить мне заняться Миосином.

— Успокойся, Хирата. Уже все кончено. — И, милостивые боги, без потерь с нашей стороны! — Мы доложим о рейде в местную полицию. Они закроют магазин, уберут трупы и вернут в семью похищенного покойника, — все еще тяжело дыша, ответил Сано. Его сердце, как насос, погнало по кровеносным сосудам хмель победы. Воры Миосина больше не будут нападать на путников и повергать семьи в горе.

Хирата оторвал от полы плаща полоску материи и перевязал Сано левое предплечье, где кровоточила рана, не замеченная им.

— Вам нужно будет обратиться к врачу, когда мы вернемся в замок Эдо.

«Вернемся в замок Эдо». Эти четыре слова угнетающе подействовали на Сано. В замке ему придется отчитываться перед сёгуном и снова мириться с тем, что этот слабый, тупой деспот владеет его душой. Сано мрачно подумал о возвращении на отведенное ему место в продажной политической машине Токугавы и о безрадостном существовании в пустом доме, где все напоминает об Аои.

До тех пор пока новые поиски истины и справедливости вновь не наполнят его жизнь смыслом и чувством чести.

* * *

Утром, после ночи, проведенной в полицейском управлении, где Сано отдавал распоряжения и составлял отчеты, он, Хирата и остальные детективы прибыли в замок Эдо, возвышающийся на холме над городом и окутанный низкими, зловещими грозовыми тучами. В воротах замка, возле тяжелой, окованной железом двери, пробитой в высокой каменной стене, Сано и его спутники получили у стражников разрешение войти в лабиринт переходов и постов безопасности.

— Встретимся дома, — сказал Сано Хирате, имея в виду особняк в чиновничьем квартале замка, где он жил вместе со своими помощниками.

Сано пошел по проходу, ведущему вверх по склону между огороженными галереями и сторожевыми башнями, где толпилась вооруженная стража. Направляясь во внутреннюю зону, он пересек сад и остановился перед дворцом сёгуна, громадным зданием с белыми оштукатуренными стенами, резными деревянными дверями, балками, оконными решетками и покрытой серой черепицей крышей с многочисленными башенками.

— Сёсакан Сано Исиро на доклад к его превосходительству, — сказал он стражникам у дверей.

Те поклонились и открыли дверь, не попросив его оставить мечи и не проверив, нет ли у него спрятанного оружия: он завоевал доверие сёгуна.

— Можете пройти во внутренний сад, — сказал начальник стражи.

Сано шел по коридорам с полами из кипарисовых досок мимо принадлежавших правительству помещений, которые занимали передние комнаты здания. Раздвижная дверь со стоящими возле нее стражниками вывела его снова на улицу, и Сано по мощенной каменными плитами дорожке пересек личный сад Цунаёси Токугавы. Густые, мохнатые лапы сосен во влажной жаре тяжело нависали над дорожкой. Лилии наполняли воздух одуряющим ароматом; лениво жужжали пчелы; опавшие кленовые листья неподвижно лежали на стеклянной поверхности пруда. Над замком темная грозовая туча расплывалась на сером небе, словно чернильная клякса на мокрой бумаге. Вдали рокотал гром. Гнетущая атмосфера усиливала ощущение западни, которое всегда возникало у Сано, когда он находился в замке. Сано молился о том, чтобы сёгун поручил ему расследование нового преступления, а не охоту за произведением или слежку за кем-нибудь из людей. Приблизившись к крытому соломой павильону, он в смятении остановился.

Канцлер Ёсиясу Янагисава — второй после сёгуна человек — находился в центре павильона. В летнем кимоно из тонкого шелка, окрашенного в цвета неба и слоновой кости, он опустился на колени перед большим листом белой бумаги, держа в изящной руке кисть для письма. Рядом с ним стоял слуга, готовый пополнить сосуд с тушью, долить в чашку воды или подать из толстой пачки новый лист бумаги. По бокам от него в два ряда сидели пять человек, составляющих совет старейшин, ближайших советников сёгуна и лизоблюдов Янагисавы. Другие слуги окружили павильон и, помахивая веерами, создавали искусственный ветерок. Однако самого Цунаёси Токугавы видно не было.

Несколькими быстрыми красивыми движениями Янагисава пробежал кистью по бумаге, написав колонку иероглифов.

— Сёсакан, — промурлыкал он, — не соизволите ли присоединиться к нам?

Сано поднялся по ступеням в павильон, опустился на колени, поклонился и формально приветствовал присутствующих.

— Досточтимый канцлер, я пришел с докладом к сёгуну. — От дурного предчувствия у Сано похолодело в груди: присутствие Янагисавы во время аудиенции у сёгуна предвещало неприятности.