Путь Подкидышей. книга 1 - ГРОШ - [10]

Грош замер.

Барышня не оборачивалась. Мотыль, приветливо улыбаясь, подхватил со стойки карту блюд и напитков и направился к дальнему столику.

Грош уставился невидящим взглядом в кассовый аппарат и изо всех сил пытался взять себя в руки. Зубы у него начали постукивать. В груди знакомо заныло. Нет, кажется, это не простуда...

– Эй, Купер, тебе что, плохо? – вернувшийся с заказом Мотыль озабоченно заглянул ему в лицо. – Выйди на воздух, проветрись, я за тебя постою. Давай скорей, на тебе лица нету... вон в ту дверь, мимо кухни и на задний двор.

На подгибающихся ногах Грош обогнул стойку и потащился по узкому темному коридору, обливаясь ледяным потом и стуча зубами. Торкнулся в дверь, уже мало что соображая, не понимая, что надо откинуть щеколду, потом кое-как сообразил, трясущимися руками отпер и вывалился в морось и серые сумерки. Сделал несколько шагов по крохотному каменному дворику, колени ослабли, он присел в темном углу и скорчился, дрожа и вытирая слезящиеся глаза. Грудь горела огнем, до любой части тела было больно дотронуться, озноб становился все сильнее, – эх, дурак, надо было брать с собой отвар... Из подворотни, совсем черной в наступивших сумерках, метнулась тень.

– Грош!.. Где ты?.. Грош!

Сначала ему показалось – мама. Но это была рыжая, она, наверное, обежала кафе кругом и нашла вход во двор с улицы. Теплые руки обхватили сзади согнутую спину, барышня развернула его к себе, прижала к груди мокрую голову.

– Грош... Грош... погоди...

– Уходи, – сумел выдавить он сквозь стучащие зубы. Его уже колотило без остановки. – У...ходи...

– Сейчас. Сейчас. Иди сюда, скорее!

Она рывком поставила его на ноги – откуда только силы взялись? – и подтащила к угольному погребу, жестяная крыша которого блестела под дождем в углу двора.

– Сюда!.. Быстро, пока никто во двор не вышел!

Она втолкнула его в черную тьму и захлопнула за ним обитую железом дверь. Молодец – сообразила остаться снаружи. Грифоны опасны...

Боль выгнула позвоночник. Оборотень повалился на кучу угля, когтистые лапы ударили воздух, одно крыло выломалось из лопатки, другое застряло. Боль. Боль. Кровавая тьма в глазах.

Он зарычал. Страшнее всего даже не боль. Ее можно потерпеть... еще немного... потерпеть... Мне больно... больно мне... я больше не могу-у-у-у-у.... Я хочу умереть... скорее... зачем я родился!.. Зачем я родился – таким?..

Когтистая лапа судорожно скребет по каменной стене. Огромный клюв запрокидывается, тянет голову назад. В глазах жжет, жжет...

...Страшнее всего не боль, а одиночество. Никто не может прикоснуться к оборотню в метаморфозе – он весь дикий клубок хрустящих костей, когтей, острых перьев, невыносимой боли. Никто не может прижать к груди, успокоить, пожалеть. Никто. Даже мама.

– Аааа!..

Рыжая стояла с той стороны, прижавшись спиной к ржавому железу двери, и слушала, как он там бьется о стены угольного погреба. Дождь тек по ее лицу, длинными струями лился с железного карниза за шиворот.

И на этот раз приступ миновал, как всегда, через полчаса. Грош еще даже не успел раскатать погреб по кирпичику, когда у него заломило в затылке, как будто туда воткнули раскаленное шило. Обратная метаморфоза из грифона в человека всегда проходила легче: сначала короткая боль, а потом сознание сразу выключалось, и дальше тело оборотня ломалось и дергалось уже само, без участия мозга.

Рыжая не ушла. Когда в погребе сделалось тихо, она приоткрыла дверь и заглянула. Чернота и тишина. Из кармашка промокшей насквозь юбки барышня достала плоский металлический фонарик, посветила в эту черноту. Грош лежал на куче угля, очень бледный и весь перемазанный угольной пылью. Она быстро спустилась к нему, оглядела, ощупала, пытаясь понять, не поранился ли он. Крови нигде не было, только небольшая царапина на щеке. Тогда она взяла фонарик в зубы, подхватила обмякшее тело подмышки и выволокла наружу.

На воздухе Грош пришел в себя минуты через три, попытался встать, рыжая молча помогала ему, но, не дойдя и до середины двора, он опять свалился на мокрые камни.

Барышня склонилась над ним, потрясла, похлопала по щекам.

– Крылья... поломал, – пробормотал он, приоткрыв глаза. – Тесно... там...

– Купер, – прошептала она ему в ухо, обдавая теплым дыханием. – Встань, а?.. Мне тебя не дотащить. Ни докуда не дотащить. Давай вставай!..

Но Грош ее уже не слышал.

Барышня поднялась, беспомощно оглядываясь по сторонам. На ее лице, облепленном мокрыми волосами, появилось несвойственное ей выражение отчаяния. Она снова посмотрела на безжизненного оборотня, сделала шаг в сторону, остановилась, а потом решительно тряхнула головой и пронзительно, по-разбойничьи, свистнула. Высоко наверху зажегся свет в окне и сразу испуганно погас. А из подворотни минут через пять выдвинулись две темные плечистые фигуры.

– Ну, что? – сказал один, подходя ближе. – Какие проблемы?

– Градская, семь, Кальвин, – коротко сказала рыжая и мотнула подбородком в сторону распростертого на камнях тела. – Я с вами пойду, не заблудитесь.

– Ты простудишься, – прогудел второй, снимая черную кожаную мотоциклетку. – Давай надевай косуху. Охота была гулять под дождем...