Путь Небес - [9]

По всему ангару его братья делали то же самое: выскакивали из своих истребителей и мчались по гулкому помещению. Но ни один не двигался подобно Шибану. В то время как их удары были плавными, его – прямолинейными. Там, где они кружили и делали ложные выпады, он громил и раскачивался. Их доспехи были точно такими же, как и в дни посвящения в братство Бури на Чогорисе: цвета слоновой кости с красной и золотой окантовкой и тремя молниевыми разрядами – эмблемой мингана. У брони Шибана только правый наплечник все еще носил старые метки и цвета. Остальной доспех был серо-стального цвета, покрытый грязью и отметинами от попаданий болтов. Соединенные кабелями, фиксаторами и замками пластины брони были толще, чем у других воинов. Он называл эти штуки Оковами. Чертовы устройства Механикум сохраняли ему жизнь и давали возможность двигаться и сражаться. Внутри них находилось гибридное тело сверхчеловека и калеки.

Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как сы Илья сказала ему:

– Мне говорили, что в другом Легионе тебя могли бы поместить в дредноут.

К воину с грохотом направился полугусеничный сервитор с железными клещами вместо рук. Белый Шрам прыгнул, используя металлические стимуляторы мышц, размещенные среди сухожилий тела. Гуань дао крутанулась, оставляя идеальную дугу в задымленном воздухе, и разрезала верхние кабели питания механического человека. Инерция принесла Шибана в объятия сервитора, и сжатый кулак легионер раскроил череп противника, уничтожив команды в его рудиментарных импульсных модулях. Такая атака была вызвана вспыхнувшей яростью, что прежде с воином никогда не случалось.

Он отшвырнул дергающийся труп и продолжил путь. В двухстах метрах находились первые из множества дверей, ведущих внутрь огромного корабля. За Шибаном по пятам следовали девять боевых братьев его арбана, останавливаясь только чтобы покончить с оставшимися защитниками ангара. Они сошлись у дверей в шахту лифта. Броня легионеров была забрызгана разжиженной кровью и густыми машинными маслами. Все Белые Шрамы были в шлемах, а доспехи украшали уникальные боевые знаки – черепа, куски кожи, символы побежденных, привязывая тем самым к броне того, кто их убил.

Джучи подошел с отсеченной головой смертного солдата и бросил ее на палубу.

– Не думал, что они заметят наше приближение, – сказал он.

– Они многое увидели, – сказал Шибан, примагнитив клинок и вызвав схему из вмонтированного в стену когитатора. – Они слабы, но не слепы.

Хан вставил контрольную пластину в когитатор и по дисплею шлема побежали коды доступа лифта. Воин взял под контроль входные шахты, щитовые подсистемы корабля, шесть других важных сетей и основную навигационную систему.

– Что-то еще, Тахсир? – спросил без прежнего воодушевления Джучи, стряхивая кровь с клинка.

Тахсир. Именно так его упорно называли братья, причем все без исключения. И противиться этому уже не было никакого смысла.

Шибан обратился к авгурному узлу, имплантированному в черепной интерфейс. Это вызвало заметную боль, впрочем, как и любое другое действие – движение, дыхание, убийство. Какой-то миг все, что они видел – тактическую сферу местного космоса, засоренную пылающими остовами конвойных сторожевиков. «Калджиан» оставался поблизости, а «Амуджин» на удалении. Шибан собрался было ответить отрицательно и приказать направляться к мостику, когда почувствовал приближение первого сигнала.

– Не очень далеко, – пробормотал он так, словно когда-то было иначе. Он посмотрел вверх и потянулся за примагниченной глефой. – Они все так же быстры.

– У тебя есть отметка корабля? – спросил Джучи.

– Да какая разница? – ответил Шибан, вызывая платформу лифта и активируя расщепляющее поле глефы. – Они придут, и мы с ними разберемся.

Он помедлил, прежде чем переступить через порог. Сигналов было меньше, чем он ожидал. Это сулило проблемы для противоположного фланга маневра. Все уловки устаревают, и, возможно, враг научился просчитывать даже действия Хана, как, казалось, просчитывал все остальное.

Появилась трясущаяся платформа лифта на окутанных паром металлическим колоннах, и противовзрывные двери со скрипом и, брызжа искрами, открылись. На дисплее шлема вспыхнул идентификатор корабля, обозначенный имперскими готическими рунами, которые когда-то были символами господства человечества, а теперь представлялись эмблемой его глупости.

«Сюзерен».

– Вперед, – сказал хан и зашел в лифт, осветив темноту электрической синевой глефы. – Распутники идут по пятам.

Ни одному кораблю не было дозволено пронзить пелену раньше флагмана. «Гордое сердце» разбил барьер между мирами первым, а вслед за ними появились эскортники. Как только переход в материум завершился, они рассредоточились и заняли точно определенные атакующие позиции.

Эйдолон наблюдал за развертыванием своего флота из наблюдательной башни личной цитадели. Капитальные корабли построились кемошскими боевыми порядками, которые применяли с самых ранних дней крестового похода. Они скользили по бездне, словно акулы в океанских волнах, прикрывая траектории друг друга и передавая расчеты стрельбы.

Дети Императора сохранили свойственную им точность маневрирования. Пурпурно-золотая волна растеклась по пустоте, набрав крейсерскую скорость согласно стандартам Легиона. Благодаря отражавшим свет звезд украшениям кристаллические шпили сверкали подобно замерзшим слезам. Прекрасное зрелище завораживало.