Путь на Хризокерас - [9]
Поняв, возле какого богатства он оказался, господин историк фактически переселился в замковую библиотеку, с утра до вечера роясь в пыльных фолиантах, делая выписки и оглашая стены горестными стонами по поводу невозможности взять все это, положить в карман и унести к себе, в свое время — для серьезного и обстоятельного изучения.
Именно туда и проводила господина Дрона отчаянно стреляющая глазками горничная, которую он попросил помочь найти потерявшегося алхимика и звездочета.
— Вот, ваша милость, тут господин колдун сидят, запершись, и почти не выходят…
Евгений Викторович Гольдберг был там.
Осунувшийся, похудевший, с синюшными мешками под несуразно покрасневшими глазками, он сидел за огромным, заваленным книгами и свитками столом, что-то лихорадочно выписывая, и чуть ли не рычал от вожделения и научного энтузиазма. На вопрос господина Дрона, обедал ли он сегодня, господин историк буркнул что-то невразумительное, приблизительно означающее "А? Что? Не помню. Отвалите уже все!", и продолжил работу.
Однако! — изумился про себя почтенный депутат. — Похоже, тут нужны решительные меры!
Выйдя из библиотеки и поймав какого-то пробегающего мимо служку, он велел немедля мчаться на кухню и нести оттуда мяса, овощей, хлеба и крепкого красного вина хорошей выдержки. И чтобы одна нога здесь, другая там!
Напутствуемый отечески отпущенным пенделем, слуга умчался выполнять порученное и уже буквально через десяток минут вернулся, обильно нагруженный провизией.
Господин Дрон же, тем временем, выдернул почтенного историка из книжных завалов — так добрая хозяйка выдергивает с грядки созревшую редиску — отряхнул его от насевшей пыли и паутины и, полуобняв, начал прогуливать озверевшего от многосуточной и почти беспрерывной работы Доцента вдоль книжных стеллажей. Взад и вперед. Взад и вперед. Дабы застоявшаяся кровь вновь начала нормально циркулировать в изможденном организме научного работника.
— Ну, нельзя же так увлекаться, — мягко выговаривал он все еще ничего не соображающему господину Гольдбергу, поддерживая того за локоток и помогая успешно огибать встречающиеся препятствия. — Так ведь и ласты склеить недолго. Наука не простит нам потери бойца. А что я скажу в обкоме КПРФ по возвращении? Мол, потерял вашего товарища при выполнении боевого задания? Нет, батенька, аккуратнее с этим делом нужно, как-то спокойнее… Фанатизм, — он еще никого до добра не доводил… Да и годы наши с вами уже не те, чтобы вот так вот, сутками напролет безобразия нарушать…
Так, нежно воркуя и выгуливая историка, он дождался уже упомянутого слугу с продуктовым набором, решительно сдвинул книги с одного конца стола и велел накрыть на освободившемся месте. Когда все было готово, почтенный депутат усадил своего подопечного на стул и чуть ли не насильно влил тому в рот несколько глотков вина.
Алкоголь оказал на истерзанный мозг господина Гольдберга самое живительное воздействие. Щеки порозовели, в глазах появилось осмысленное выражение, а руки сами собой, почти без участия воли и разума, ухватили нож, отрезали от принесенной гусиной ноги добротный шмат мяса и отправили его в рот. А то, что пища некошерна — так когда истинных коммунистов пугала некошерная еда!
Насыщение шло молча, изредка прерываемое лишь глотком-другим вина. Еще немножко. Вот этот кусочек. И вот этот. И луковкой закусить. И хлебушка отломить. А теперь снова глоточек. И еще кусочек…. Казалось, ничто не в состоянии отвлечь от трапезы дорвавшегося, наконец, до еды историка-медиевиста. Но тут входная дверь резко распахнулась, и огромная фигура загородила вход. Господин Дрон, было, вскочил, ухватившись за рукоять кинжала на поясе, но тут же и сел.
На пороге стоял король Ричард…
А дело все в том, государи мои, что оглашать стены замка Шато Сегюр в сей апрельский день довелось не только господину историку. Занимался этим сегодня и сам король Ричард. Вот только, он оглашал их не горестными стонами, как господин Гольдберг, а разъяренным львиным рыком. Что, согласитесь, для короля намного более прилично.
Ибо его Величество изволил гневаться.
Причиной королевского гнева стал Пьетро да Капуа, кардинал и легат его Святейшества папы Иннокентия III, совершенно некстати попавший под горячую королевскую руку. Успешно проведя в Дижоне ассамблею французского духовенства, на коей пастырям галльского стада агнцев Божьих был выставлен полный перечень задач, связанных с грядущим Крестовым Походом, а после этого с трудом, но все же заставив этого упрямца Ричарда заключить мир с Филиппом-Августом, святой отец имел все основания быть довольным собой. Основные поручения наместника Святого Престола были выполнены точно и в срок!
Подвела почтенного прелата — как это нередко случается и со многими из нас — излишняя старательность, склонность к перфекционизму и желание объять необъятное.
Заслышав, что Ричард во время наступления на замок Милли, захваченный ранее Филиппом-Августом во время его, Ричарда, отсутствия, — так вот заслышав, что король во время штурма Милли пленил епископа Филиппа Бове, мессер Пьетро решил принять меры к его освобождению. Трудно сказать, что стало причиной этого неосмотрительного поступка — эйфория ли от удачно выполненных поручений римского Понтифика, недостаток ли информации или просто проявленное легкомыслие?
Два человека из нашего мира - олигарх-депутат и вузовский историк - получают возможность вмешиваться в историю параллельного мира, вплоть до полного изменения линии исторического развития.
Собственно, это не научная статья. Все, что здесь выкладывается — не только не научно, но, местами, даже и антинаучно. Это — просто мечта. О стране, в которой я хотел бы, чтобы жили мои дети. Впрочем, конструктивная критика приветствуется. Да и неконструктивная, в общем, не возбраняется.
Что есть тирания? Абсолютное зло из учебников политологии или естественная реакция общества на социальный эгоизм властвующих элит? А сами элиты? Соль земли и цвет общества или сложноорганизованный социальный паразит, неизменно ввергающий подчиненный социум в кризисы и катастрофы? Об этом размышляет автор, всматриваясь в тиранические режимы, — начиная со старших греческих тираний и заканчивая правлением Ивана Грозного.
Где-то с середины 90-х «либерализм» и «демократия» превратились в слова исключительно бранного лексикона. Ибо стало окончательно ясно, что все свободы, принесенные «либералами» западного разлива, оказались свободами от какой бы то ни было социальной ответственности, свободами от норм элементарной морали, свободами от требований справедливости. Свобода в этом исполнении оказалась свободой эпохального воровства.
Далекое будущее, бескрайний мир. Главный герой осознает себя в бесконечном цикле перерождений, полностью лишенным памяти. Он воплощается в тщедушном теле с единственной целью: вернуть воспоминания и найти собственное место в жизни. Правда, для этого придется как следует разобраться в окружающей чехарде и дорасти до нужного «ранга». Хорошо, что на помощь иногда приходят внезапно просыпающиеся латентные сверхспособности… Кто-то считает парня балластом; иные, напротив — билетом наверх. Многие хотят подружиться с его «альтер эго»; другие ценят новую личность наравне с утерянной.
Это Первый мир. Здесь история не останавливается на том моменте, когда ты попадаешь в иное малознакомое измерение и идёшь, извините, в Школу… Нет, нет, нет. Это только начало! Не успел ты даже года продержаться в стенах этого прекрасного заведения, а тебя уже прокляли. Кто посмел? Да так, ничего особенного. Ну правда, просто какой-то там сильнейший некромант, что только что проснулся после многолетнего сна и, судя по всему, очень недоволен этим.
Приключения продолжаются, Тесса, Кальдер и Эш отправляются искать способ исцелить маму Тессы. Лорд-чародей Квешир из Блэкгрова, выслушав их, берет Кальдера в заложники и требует, чтобы Тесса и Эш принесли ему Грейвенвуд, волшебную деревянную табличку, хранящуюся у правящей семьи Фейрлейс, которую теперь возглавляют дядя Тессы, Мейс Элдред, и его жена, Оделия Кэтвик. Но наши герои не знают, как украдут ее. Никто еще не смог это сделать, хотя многие желают силы Грейвенвуд, которая может сделать своего владельца непобедимой.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.