Путь на Грумант - [6]

Тяжким трудом, с постоянным риском для жизни зарабатывали поморы свои гроши. Годового заработка грумаланам едва хватало для уплаты долгов да чтобы кое-как прожить зиму до нового покрута.[19]

Снаряжая покрут за моржами на Новую Землю и на Грумант, купец делал промышленников пайщиками. Но это только так считалось — «пайщики». При удачном промысле хозяин отбирал у поморов три четверти, в лучшем случае две трети добычи, так что на всех остальных «пайщиков» приходились лишь жалкие остатки. В случае неудачной охоты купец вовсе не выдавал жалованья мол, как пайщики, промышленники отвечали за убыток.

Богатый купец, предоставляя артели судно и припасы, сам на промысле обычно не бывал. Весь труд на море приходился на долю наемных батраков, и дорого обходилась им купеческая «помощь».

В белушьем промысле за одну только сеть артель в сорок и более человек отдавала хозяину половину всего добытого зверя.

Не лучше были условия и на тюленьем промысле. В артель мог вступить всякий, на равных паях. Весь доход с добытого зверя делился поровну, по числу пайщиков. Казалось, все правильно: рядовой помор сполна получает заработанные деньги. Но это только на первый взгляд. На самом деле выходило иначе. После вычета за снаряжение, предоставленное хозяином лодки, промышленник получал вместо целого пая всею одну восьмую, а то и меньше.

Купец никогда не оставался в накладе, забирая почти весь доход от промысла.

Набор артельщиков производился среди бедных крестьян всяческими путями: уплатой за них налогов, одалживанием денег на прокормление семьи.

Обычно помор отрабатывал долг на покруте. Если же он промышлял самостоятельно, то обязан был продать купцу свою добычу по очень низкой цене. Сумма долга, разумеется, удерживалась при этом особо.

Недаром бедняки-промышленники назывались подневольными, а промысел — кабальным.

Пытаясь вырваться из кабалы, поморы выходили на промысел зверя без необходимого снаряжения, в одиночку и часто погибали на далеком пустынном берегу или где-нибудь на льдине, унесенной в море.

Остров Медведь, около которого должен был пройти «Ростислав», как и все остальные северные острова и земли, давно был знаком русским мореходам. Он славился моржовыми лежбищами. На его северных берегах с незапамятных времен стояли поморские промысловые избы.

Охотясь за морским зверем к северу от этого острова, поморы не позже XII века открыли Грумант. Как известно, через четыре столетия его вновь «открыл» Баренц, назвавший землю Шпицбергеном.

Остров Медведь служил прекрасным маяком на пути грумаланов. Даже тогда, когда остров со всех сторон заволакивала непроглядная мгла, над туманом отчетливо выступала вершина его высокой горы.

Самый старый в команде «Ростислава», Клим Зорькин, промышлявший более полувека, не раз хаживал в эти места. Крепкий, как дуб, с легкой проседью в густых волосах, старик был отменным знатоком промысла, он знал все повадки и хитрости зверя. Знал, как лучше снять шкуру, разделать тушу, вытопить сало. Советов Клима просили все зверобои артели.

На «Ростиславе» было еще двое опытных, испытанных мореходов: Алексей Химков — сухой, жилистый сорокалетней здоровяк, и его однолеток, подкормщик Иван Колобов. Остальные одиннадцать человек — молодые, рослые, плечистые. И среди них совсем еще мальчик, двенадцатилетний Ваня, сын кормщика.

Артель зверобоев во время плавания составляла команду лодьи. Кроме кормщика — полновластного хозяина на судне — и его помощника подкормщика, в составе артели обычно бывало два носошника, два забочешника, несколько весельщиков и ученик — зуек. Носошник в старину был основной фигурой на промысле. На моржовой охоте он с борта карбаса метал в зверя носок — поморский гарпун. Забочешник, находясь на средней скамье карбаса, должен был следить за ремнями — сборами, чтоб не запутались, и подавать носошнику носки. В описываемое время в ходу были уже кремневые ружья, однако носошники и забочешники попрежнему оставались в артелях, только, кроме гарпуна, они были вооружены и пищалью.

Ученик — зуек — обыкновенно занимался тем, что готовил, пищу, прислуживал взрослым на охоте, проходя понемногу трудную науку моряка-зверобоя. Вместо платы зуек получал иногда, при богатом промысле, кое-какие подачки и подарки. Слово «зуек» означает небольшую морскую птичку, вроде чайки. Птичка эта обычно кружится над местом разделки рыбы и питается отбросами промысла.

Жизнь на зверобойном судне и взаимоотношения экипажа исстари определялись морским уставом, строго соблюдавшимся каждым промышленником.

Исключительная честность отличала русских северных мореплавателей. Кто не слыл за честного человека, тому дорога в артель была закрыта.

— Тебя, вишь, мало кто знает, гляди, и не пойдут с тобой ребята, — говорили поморы малоизвестному охотнику.

На «Ростиславе» зверобойная артель подобралась удачно. Алексей Евстигнеевич Химков пользовался уважением и любовью среди промышленников, и каждый мезенец считал за счастье пойти в плавание с таким кормщиком.

Из числа зверобоев особенно выделялся своей необычайной силой и крепким сложением носошник Федор Веригин — богатырь с густой курчавой бородой. Вся артель в шутку звала его «ошкуй», то-есть медведь. И недаром. Он смело выходил с рогатиной на огромного белого зверя и слыл в Мезени человеком большой храбрости.