Путь летчика - [14]

Спросил о Серегине. Мне сказали, что он здесь же.

Я продиктовал сестре телеграмму: «Потерпел аварию на Байкале. Получил незначительное ранение. Прошу дать распоряжение иркутскому управлению о выделении мне самолета для продолжения полета на Камчатку». Сестра записала телеграмму, но, конечно, не отправила ее. Она знала, что иногда люди после сильного шока не чувствуют острой боли и не сознают тяжести своего положения.

Вот что потом рассказала мне сестра:

– Четырнадцатого февраля, в два часа ночи, вы были доставлены в нашу больницу в полусознательном состоянии. Доктор приказал раздеть вас. «Что вы делаете»? – спросили вы, - мне ведь нужно лететь!»-«Сейчас переоденем и полетите». Вы поверили.

На вопросы вы отвечали вполне сознательно, но все же спутали свою фамилию с фамилией механика и назвали себя Серегиным. Потом поправились и сказали, что вы – Водопьянов. Подробно рассказали о себе и сообщили вашу должность.

Врачи обнаружили ряд рваных ран на голове, из которых четыре были весьма серьезными, перелом нижней челюсти в области подбородка, семь выбитых зубов и большую рану на подбородке. Надбровные дуги были порезаны, видимо, очками, разбитыми во время аварии. Обе брови глубоко рассечены. Еще глубже была рана на переносице…

Позже, когда меня уже перевезли в Москву и положили в Протезный институт на «полный капитальный ремонт», я узнал о своей аварии более подробно.

Из материалов аварийной комиссии было видно, что, упав на Байкале, самолет сначала коснулся льда носками лыж и пропеллером. Это говорит о том, что самолет шел к земле под большим углом. После этого ломающийся самолет прочертил след длиной около двадцати метров.

От сильного удара меня выбросило из кабины на неровный лед. Мороз остановил кровотечение и привел меня в неполное сознание. Предполагалось, что я встал, подошел к самолету, вытащил из-под обломков своего бортмеханика, оттащил его от машины и усадил на льду.

В восемь часов утра работники железнодорожной станции Мысовая заметили меня бродившим около самолета. Мое лицо было окровавлено, а руки обморожены. Когда я увидел подходивших ко мне людей, то попросил развести огонь и дать мне папиросу. Получив папиросу, я положил ее в карман и попросил другую. Эту я тоже положил в карман, а затем потерял сознание.

В чем же все-таки была причина аварии?

Очевидно, во время полета над Байкалом сказалось мое сильное переутомление, и я на мгновение забылся. Неуправляемый самолет перешел в пологий штопор, вывести из которого нехватило высоты.

Многие в то время считали, что я уже вычеркнут из летной жизни. Но этого не произошло. Благодаря заботе о человеке в нашей стране и помощи лучших советских врачей через пять месяцев я почувствовал, что буду летать.

Моя прекрасная профессия звала меня к себе. Хотелось служить Родине, партии, народу.

…Вспоминаются длинные ночи в комнате с белоснежными стенами и потолками, лампа с зеленым абажуром. Немало таких ночей и дней пролежал я без движения, пока лечащий врач не сказал мне:

– Теперь вы будете поправляться!

Слова врача оправдались. Позади остались страдания от бесконечных восстановительных операций и бессонных ночей.

Мой организм победил.

В конце года я почувствовал себя настолько здоровым, что решил повторить неудавшийся перелет. Я написал заявление на имя начальника Аэрофлота с просьбой выделить мне самолет для перелета на Камчатку. Самолет мне дали, и я приступил к подготовке. Двадцатого января 1934 года переоборудование машины было закончено, но вылет задержался.

Открывался XVII съезд партии. Нужно было доставлять матрицы «Правды» в Ленинград. Вот тут-то мой самолет показал свои отличные качества. Он не только был утеплен и оборудован приборами для вождения вслепую, но имел еще добавочные бензиновые баки. Последнее обстоятельство имело большое значение при доставке матриц в Ленинград. Дело в том, что из Москвы можно было вылетать только на лыжах. Но в Ленинграде не было снега, и посадка там была возможна лишь на колесах. Я прилетал в Ленинград, сбрасывал в условленное место матрицы, а затем возвращался в Москву без посадки.

Глава вторая На помощь челюскинцам

Советское правительство дало указание освоить Северный морской путь, сделать его нормально действующей магистралью. Десятки научных станций были организованы за Полярным кругом.

В 1932 году по Северному морскому пути с запада на восток впервые прошел в короткую летнюю навигацию ледокольный пароход «Сибиряков».

На другой год по тому же маршруту вышел в арктическую экспедицию пароход «Челюскин». Экспедицию возглавлял Отто Юльевич Шмидт.

В сентябре, находясь в Чукотском море, пароход попал в тяжелые льды; начался его дрейф. Когда он был в Беринговом проливе, у островов Диомида, шторм изменил направление дрейфа льда, и судно было отнесено обратно, в Чукотское море.

Наступила зимовка. Безуспешно пытался пробиться сквозь льды ледорез «Литке», посланный на помощь «Челюскину». Был уже февраль. Кончилась полярная ночь и стало проглядывать солнце. А льды приступом шли на судно.

День и ночь слышались далекие, как пушечная канонада, удары: это сталкивались и громоздились друг на друга гигантские ледяные поля.