Путь к свободе - [8]

Вечером в камеру втолкнули еще двоих — молодого парня и старика (позже оказалось — отца и сына из местечка Салынь). Они были так избиты, что их пришлось поднимать с полу на нары.

К утру старик умер, и сын, лежа в горячке, не видел, как унесли его отца.

На рассвете Петька оглядел мрачную, вонючую камеру. Ставридин еще спал.

Петька слез с нар. Незнакомый бредил, поминутно вздрагивая. Петька снял с себя потрепанную тужурку и прикрыл ею плечи больного, а сам остался в одной грязной рубашке. Он подошел к окошечку и посмотрел во двор, прислушиваясь к шуму пробуждавшегося города. Откуда-то донеслись приглушенные крики, грохот машин, фырканье и гудки автомобилей, ржание лошадей, рев ослов…

«Жизнь идет своим чередом», — подумал Петька.

Вдруг до него донесся гудок большого парохода. Петька вздрогнул он узнал гудок «Юпитера». Это тот самый пароход, на котором он плавал масленщиком. На «Юпитере» его крестный отец, механик Евсеич.

Петька растолкал Ставридина:

— Слушай… гудки «Юпитера». Он, кажется, ушел с большевиками в Новороссийск…

— Да, — ответил сонный Ставридин. — А что?

Я на этом пароходе плавал. Мне говорили, что «Юпитер», «Анатолий» и «Петр Великий» — все пошли с Красной гвардией в Новороссийск.

— В чем же дело? Может, большевики пришли, — спохватился Ставридин. — Эх, мать моя фисгармония, помнишь, я говорил тогда, что на Новороссийск надо было пробираться, а то вот… влипли… Может, потому нас ночью и не беспокоили…

Ставридин встал с нар, подошел к двери и постучал.

— Эй, фараоны, где вы?

— Ти-ше-е! — раздался громкий голос за дверью.

В камеру заглянул огромный стражник — надзиратель, за ним — два толстяка немца с винтовками.

— Что вам надо, собаки?! — закричал гневно тюремщик. — Тех, кого вы ждете, голубчики, больше не будет здесь никогда, не ждите…

Надзиратель с громом захлопнул дверь камеры.

Вскоре вызвали Шумного. Когда уводили, Ставридин обнял его. Больной незнакомец протянул Петьке руку.

Ставридин ободряюще сказал:

— Держись, Петька, не трусь! Лучше смерть, чем позор!

У Петьки вздрагивали губы. Ему хотелось плакать, но он крепился.

Стражники повели Петьку через длинный двор в помещение, где производят допрос. Он увидел под виноградной аркой толпившихся людей. У стены, покрытая черной шалью, стояла женщина. Она не отрываясь смотрела на Петьку.

Вдруг женщина выпрямилась и резко подалась вперед.

— Петька! Сынок!

Мать бросилась навстречу Петьке, перекрестила его и прошептала:

— Господи, избави его от всех бед…

— Куда прешь? Проворная какая! — злобно проговорил стражник, отстраняя женщину стволом винтовки.

— Мама, не надо, — упрашивающе сказал Петька. — Я ни в чем не виноват, меня выпустят.

Мать бежала за Петькой и кричала:

— Меня, меня возьмите, убийцы!

Стражник прикладом винтовки оттолкнул мать в сторону от конвоя.

Петька оглянулся и увидел, как мать, заливаясь слезами, прислонилась к стене, потом медленно начала сползать на землю…

2

В большом зале за столом сидел худой, с морщинистым лицом полковник. Конусообразная лысая голова, длинное, припухшее, бледное лицо, большие зеленые глаза, налитые кровью, как бывает после изрядной выпивки. Из полуоткрытого рта виднелись желтые длинные зубы.

Взглянув на него, Петька вздрогнул. Таких людей ему еще не приходилось видеть.

— Ага, так вот он каков, юноша! — заговорил полковник скрипучим, пропитым голосом. — Маленький — и уже большевик. Скажите пожалуйста! Рано, рано заразился политикой… Садись.

Он показал Петьке на стул и кивнул конвоирам. Те вышли.

— Так, так, — протянул полковник многозначительно и сплел длинные желтые пальцы сухих рук. — Как вы себя чувствуете, молодой человек?

— Ничего, — ответил Петька.

— О-о, — промычал полковник, — какой смелый! — Он поднялся, обошел стол и, приблизившись к Петьке, спросил: — Хотите папироску?

— Я не умею курить.

Полковник медленно опустился на стул, стоявший почти рядом с Петькой, положил руки на свои костлявые колени, сделал насмешливую гримасу и стал пристально смотреть прямо в глаза юноше.

Шумный закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Внезапно полковник изо всей силы толкнул ногой стул, стул с грохотом опрокинулся, и Шумный распростерся на полу.

— Встань, мерзавец! Ты где находишься?! Я тебя научу, как отвечать!

Петька поднялся, ошеломленный, машинально обтирая рукой пыль с одежды. Он испуганно смотрел на полковника и напрягал все силы, чтобы остановить слезы, которые мутили ему глаза.

— Садись! — сказал полковник.

Шумный повиновался, осторожно сел за стол против полковника.

— Ну вот что, молодой человек, — заговорил вдруг совсем уже другим тоном полковник, глядя на опущенную голову Шумного, — вот что, дитя мое, я знаю, за что тебя арестовали. Преступление твое небольшое, и ты его искупишь, только будь умником. Судя но твоему лицу, ты добрый, хороший юноша…

Уставив глаза в пол, Петька молчал.

— Ты должен сказать мне, кого ты знаешь из большевиков здесь в городе. Назови фамилии — и будешь освобожден, — продолжал полковник, похрустывая костлявыми пальцами. — Ну, говори, мой хороший мальчик, говори! — Он поднялся, заложил руки в карманы, прошелся по комнате.

Петька молчал.

Полковник положил руку на его плечо и, заглядывая в лицо, снова заговорил: