Путь к свободе - [12]

— Всего мира — так вы хотите сказать? — живо перебил его Литкин. — Гм… Это похоже теперь на шутку. Подумать только четырнадцать держав обрушились на одну разрозненную, растерзанную, окровавленную Россию… Россию темную, голодную и обезоруженную… Где ваши солдаты, где армия? Где оружие?

— Армия — это народ.

— Это не так, — горячо возразил Литкин. — Я уверен, что народ еще до сих пор хорошо не разобрался, что ему надо. Наш народ слишком темен. Да, темен… В этом все несчастье… Я только что наблюдал: выскочили из подворотни рабочие, кто с обрезом, кто с ломом, отняли у врагов своих братьев и разбежались…

В комнату вбежала худенькая, с испуганным лицом горничная и торопливо доложила, что пришли какие-то офицеры.

— Это еще что такое? — протяжно произнес Литкин.

— Простите, — послышался голос из приоткрытой двери.

— Входите. Кто там?

Вошли двое офицеров. Один был молоденький поручик, другой — усатый капитан.

— Что вам надо, господа? — строго спросил Литкин.

— Не беспокойтесь, — ответил капитан хриплым голосом, окидывая пытливым взглядом Бардина.

— Это, очевидно, меня касается, — сказал Бардин, делая вид, что он совершенно спокоен.

Он шагнул к офицерам и остановился, пристукнув каблуками.

— Да это касается вас, — подтвердил капитан.

— Что именно, господин капитан?

Капитан попросил Бардина предъявить документы.

— Господа, объясните, пожалуйста: какие у вас основания беспокоить меня? — спросил Бардин.

— Вас приказано арестовать… и доставить к коменданту города. Вы откуда прибыли?

— Из Симферополя, в распоряжение начальника укрепленного района генерала Гагарина. Думаю, господа, здесь какое-то недоразумение, — сказал Бардин, подавая документы.

«Подпоручик Дмитриев», — вслух прочел капитан.

Литкин недоуменно взглянул на Бардина, но тут же властно заявил:

— Я отвечаю за этого человека!

— Объяснение свое вы дадите, господин, когда вас спросят, — грубо оборвал его капитан и, открыв маленькую кожаную папку, вложил туда документы Бардина.

В комнату вошли два вольноопределяющихся.

— Это недоразумение, господин капитан! — возмутился Бардин.

— Не понимаю! — воскликнул Литкин, разводя руками.

Бардин поклонился ему и молча, с достоинством офицера, пошел за солдатами.

Когда Бардин спустился с лестницы и вышел на улицу, он увидел прислонившегося спиной к окну магазина человека в черном пальто и сером кепи, с которым ехал сюда три дня тому назад в одном вагоне…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Ковров шел в дом, где была назначена явка. Ночь была темная. Электричество в городе не горело. На улицах было не много гуляющей публики. Цокая копытами, проносились разъезды немецких гусар. Всюду стоял запах навоза, гниющего мяса, карболки, дегтя.

Обойдя переулками центр города, Ковров направился к северному склону горы Митридат.

Мысль о том, как лучше строить в этом далеком уголке свою работу, глубоко волновала Коврова.

«Это хорошо, что мы, одиночки, нашли друг друга, — говорил он про себя. — Хорошо, что мы объединились. Выпустили листовки. Но это только пропаганда, маленькая пропаганда. А что она значит в этом гигантском, тяжелом бою, который идет теперь за спасение революции? Наша работа такая еще крохотная…»

Едва он поднялся до середины крутой старинной каменной лестницы, как где-то внизу послышались крики, ружейные выстрелы, глухие взрывы бомб. Ковров ускорил шаг…

На окраине, около одиноко стоявшего домика, к Коврову подошел худощавый мужчина лет сорока пяти, с узким лицом и большими, проницательными, глубоко запавшими глазами.

Ковров узнал в нем Горбылевского.

— Здравствуй, Давид! Все в сборе? — тихо спросил Ковров.

— Тебя ждем. Почему опаздываешь? — строго спросил Горбылевский и протянул свою длинную сухощавую руку.

Друзья вошли в дом.

Ковров осмотрел бедно убранную комнату, подошел к кровати, грузно сел на нее и сказал;

— Бардина арестовали!

— Участвовал в налете? — спросил Горбылевский.

— Говорят, подскочил к офицеру конвоя, как бы на помощь ему, и тут же его застрелил.

— Странно… — процедил Горбылевский. — Как же он оказался с рабочими? Он говорил мне, что никого здесь не знает… Не понимаю…

В комнату вошел Савельев. На нем был хороший серый костюм, в руках он держал стек. Лицо его, острое и хитрое, было неприветливо.

Савельев сердито ткнул руку Горбылевскому, затем Коврову, невнятно пробурчал «здравствуйте» и, усевшись на турецкий старый, весь в заплатах, скрипучий диван, вынул портсигар, достал папиросу и, не поднимая головы, стал молча разминать ее в своих длинных пальцах.

— Ты что в таком настроении? — спросил Горбылевский.

Савельев чиркнул зажигалкой, сделанной в виде миниатюрного снаряда, прикурил и, завинчивая ее, поднялся с дивана.

— Понимаешь, прямо морда в морду сошлись, налетел, как говорится, на негодяев.

11 а кого?

— На Войданова и на этого… черт его за ногу… Пряникова… Я не знаю, что тут за лавочка, чем они торгуют. Прямо на улице называют меня большевиком, угрожают. «Из-за вас, — говорят, — такое творится! И все должны страдать?..» Черт возьми, нельзя выйти на улицу! Куда-то надо перекочевывать — в деревню, что ли? Меня тут все собаки знают.

Ковров и Горбылевский переглянулись.

— Мне думается, что здесь кроется какая-то провокация, — сказал Ковров. — Они начали за нами охоту, идут заодно с белыми. Среди них есть прямые агенты генерала Гагарина. Возьмите Войданова. Он совсем обнаглел. Они болтают о совместной работе, для того чтобы взять нас на учет… а потом предать нашу организацию.