Путь к рейхстагу - [24]
Я отступил в сторону и пропустил мимо себя роты. Солдаты, как призраки, проваливались в молочную бездну, проваливались без шума и крика. Мне стало жутко. Куда мы идем?
Мой связной Петя Пятницкий заслонил меня своим телом от бушующей стихии. Глаза его, узкие, как щели, выжидающе смотрели на меня. Я чувствовал, что он хочет мне чем-то помочь. Но чем? Петя в любую минуту мог снять с себя шинель, укрыть меня и остаться в одной рубашке. Я это знал. Но сейчас требовалось другое.
Сбросив плащ-палатку, я передал ее Пятницкому.
- Накрой, карту посмотрю.
Он не расслышал, вокруг выло и свистело. Я притянул его к себе и прокричал в ухо:
- Накрой палаткой, накрой меня палаткой!
Наконец он понял. Я согнулся под палаткой, стал смотреть на планшетку. Но что она мне может сказать. Вокруг нет никаких ориентиров.
Меня знобит. Зубы мелко стучат.
Машу рукой Пятницкому: идем! Да, конечно, идем. Зачем сейчас смотреть на карту? Когда не знаешь места своего нахождения, карта ничем не поможет. Теперь беги, догоняй голову колонны. Но ничего, хоть согреемся.
Колонна останавливается, люди падают, многие сразу засыпают. Их сверху укрывает снег.
Зачем капитан Ярунов, новый мой заместитель по строевой части, остановил батальон?
- Дорога! Дорога, комбат!..
Я скорее понял, чем расслышал слова. Топнул ногой - твердо. Действительно дорога. Она тянулась поперек нашего движения, была пустынна и мертва. Ни следа, ни души.
Куда идти? Вправо или влево? А не все ли равно, надо идти. И тогда куда-нибудь выйдем.
Я выслал вперед Пятницкого с двумя автоматчиками и приказал поднимать батальон.
Тронулись. Строго придерживаемся дороги. Она переметена сугробами, как волнами, и с нее легко сбиться.
Прошло не более часа. Я уже хотел сделать привал, как из снежного облака вынырнул Пятницкий.
- Впереди какие-то дома. Слышен лай собак. Возможно, овчарки. Автоматчиков оставил возле дороги. Если что - они прибегут.
Мысли обгоняют одна другую. Может быть, там немецкий заслон? Или линия обороны? Машинально, по привычке, отдаю приказ Гусельникову - его рота идет головной:
- Восьмой роте развернуться и занять оборону!
Начальника штаба вместе с Пятницким и группой бойцов высылаю к домикам. Тут же вызываю командиров подразделений и, пока жду их, укрываюсь от ветра за высоким сугробом. Мысли невеселые: вдруг немцы, может быть, даже с танками? И Зинченко хорош. Несколько раз развертывали рацию молчит. Но при чем тут командир полка? Я же сам завел батальон черт знает куда!
- Товарищ комбат, командир седьмой роты капитан Куксин по вашему приказанию явился.
Подтянутый, стройный, свежий, как будто и не было этого тяжелого марша, Куксин своим докладом вывел меня из раздумий.
Я поднял глаза - ротный стоит навытяжку.
- Садись рядом.
- Есть садиться рядом.
Даже в такой обстановке капитан Куксин, как военный человек, был безупречным.
Пришел Панкратов. Этот устало поднял руку к шапке и просто сказал:
- Панкратов. В роте все нормально.
Когда собрались все командиры, я поставил задачу. Батальон занял круговую оборону. К тому времени метель стала утихать.
Вдали, куда ушел с бойцами начальник штаба, стали вырисовываться крыши домов. Потянулись томительные минуты ожидания.
Гусев вернулся веселым и оживленным.
- Вот, комбат, и конец мучениям. Там село. Немцы из него ушли. Село целехонькое.
Усталость как рукой сняло, будто бы ее и не было. И настроение у солдат сразу изменилось. Иду вдоль колонны и слышу шутливый разговор:
- Как хорошо окопались в снегу, посидеть бы в обороне, нет же, бросай оборону и куда-то иди.
- Вот я на фронте почти три года. И сколько же построил оборонительных укреплений! Волос на голове меньше.
- Ну, Семен, - отвечали ему, - если считать по твоей голове, то немного же ты построил этих укреплений.
- Верно. У него волос на голове, как у бабы на коленке.
Звучит дружный хохот.
- Чего ржете? - сердито говорит старшина. - Вам бы еще километров пятьдесят по целине отмерить, небось перестали бы ржать-то.
- Не шуми, старшина, нам отмерь хоть сотню километров. Нашел чем пугать!
На второй день к вечеру в одном из населенных пунктов собрался весь полк. В буран наш батальон хоть и отклонился от своего направления, но ненамного - километров на семь. Шли-то мы по компасу строго на запад, а запад - ориентир безошибочный.
Штаб полка разместился на окраине, в старинном замке. Батальоны расположились в крестьянских хатах, крытых соломой. В тот день Зинченко собрал всех командиров батальонов и спецподразделений для разбора марша.
Я поднимался по широким мраморным ступеням богатого панского замка и думал: "Вот он, капитализм без прикрас. Здесь - роскошь, в избах бедность". Полы в коридоре были паркетные, горели огнем. Под потолком в длинном коридоре висели дорогие замысловатые люстры. А в крестьянских хатах - земляные полы, сквозь подслеповатые окна едва пробивается свет, у большинства тут же, в хате, и скот.
Первыми докладывали комбаты Кастыркин и Боев. Обозы батальонов пришли все еще не полностью, батареи 45-миллиметровых пушек увязли километрах в пятнадцати. Много лошадей пало. Второй день нет фуража. Люди сидят на сухом пайке, но и он на исходе.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.