Путь Горыныча - [9]
Мы настоящее шоу устроили. Со своим светом. Я сам паял лампочки какие-то, фильтры разные с помощью мамы добывал. Она работала в типографии «Молодая гвардия» и приносила оттуда всякие разноцветные прозрачные бумажки. Выступали со Сталкером. Как раз тогда он, кажется, был одет в странную белую рубаху и штаны, которые ему в психушке выдали, когда он там лежал. Каждая его поэтическая вставка заранее репетировалась. Получилась литературно-музыкальная нон-стоп композиция. Я даже запомнил один номер. Сталкер читал: «Я поэт, и пока я не спился, извините меня, Саласпилсы. Пока сердце грохочет и стынет, за молчанье простите, Хатыни. Ваши беды во мне негасимы, сам подобием стал Хиросимы…», после чего начиналось нечто типа органного вступления со страшными звуками синтезатора… В глубине сцены, как в большинстве советских ДК, висел киноэкран в мелкую дырочку. У меня все детство в доме отдыха прошло, и я такие экраны хорошо знал. Пришла идея – посадить за него Сталкера с микрофоном, поставить перед ним стол с горящей свечой, и, когда свет в зале выключили – на экране появился сталкеровский силуэт, декламирующий стихи. В общем, визуально-драматическая часть у нас получилась. А со звуком вышла полная ерунда. Барабаны, например, даже не подзвучивались». Кроме того, что доставала «Постскриптуму» для самодельной светоустановки Пашина мама, некоторые профессиональные технические аксессуары группа приобрела у хваткого директора «Машины времени» Ованеса Мелика-Пашаева. Пересечение «МВ» и «Постскриптума» получилось сколь странным, столь и значимым для молодых музыкантов. Во всяком случае, для Сукачева. Где-то в 1987-м, уже будучи лидером «Бригады С», Гарик признавался, как в пятнадцатилетнем возрасте впервые услышал Андрея Макаревича на магнитофоне и «был поражен и раздавлен». А вскоре он побывал и на концерте «Машины».
«Это был рок, причем очень эмоциональный и заставляющий задуматься… Ведь рок – это не столько музыка, сколько тексты, а у него они настолько сильны, что вряд ли кому-то удастся достигнуть его уровня… Потом я ходил на все репетиции «Машины времени» и каждый день учился – учился работоспособности, учился заниматься музыкой, отдавая этому делу все свои силы… Уже играя в «Постскриптуме», я понимал, что их уровень для нас недосягаем…» Рассмотреть вблизи впечатливших его «машинистов» Гарик сумел как раз в пору первых сейшенов «P.S.». Его «учителя» фактически сами к нему пришли. Точнее, пришли они, как когда-то и Сукачев, к завклубом П. Кузину, которому опять позвонили из заводского комитета комсомола и сообщили, что на сей раз уже какой-то известной, а не начинающей группе негде репетировать. Паля подумал: «Ну, «Машина времени» это быть не может, а другие мне в клубе на фиг не нужны». Но на всякий случай попросил уточнить название коллектива. «Когда сказали, что речь именно о «Машине», у меня чуть ноги не подкосились. Представляешь, как это тогда звучало!» У «МВ», еще не вписавшейся в структуру Росконцерта, в тот период действительно положение было странное. Наибольшие проблемы и с выступлениями, и с репетиционными точками возникали именно в родной Москве. Выбирать «машинистам» особо не приходилось. Хватались за любую возможность где-то обосноваться.
«На следующее утро после этого звонка ко мне приехали Макаревич с Валерой Ефремовым. У него уже автомобиль собственный был! – рассказывает Кузин. – Они посмотрели, где им аппарат свой поставить, оценили условия для репетиций и согласились к нам перебраться.
Я тут же своих ребят обзвонил, сообщил, что завтрашняя репетиция отменяется. Гарик спросил: «А чего так? – «Машина времени» тут у нас будет играть» – «Да, не пизди!» – «Не веришь, подъезжай, посмотришь». На следующий день все как штык раньше положенного времени приехали. На свою репетицию так точно ни разу не собирались. А тут – выходной, и все приперлись – поглазеть, как «Машина» репетирует. Сукачев вел себя, словно школьник, сейчас представить сложно, что он таким был. Все толкал меня в бок: «Паля, смотри, «Стратокастер»…» Конечно, мы тогда наладили с «машинистами» общение. Они даже в нашем клубе бесплатный концерт сыграли…»
Несмотря на активную деятельность, собственную группу и такие привлекательные опции («Машина» на заводе на халяву поет!), в конце 1980-го Пашу из клуба вытеснили. «После Олимпиады я еще какое-то время умудрялся по совместительству работать и в НИИ, и в клубе, а потом пришлось съезжать, – поясняет Кузин. – Председатель завкома сменился, стал своего человека в завклубом продвигать, меня подсиживать начали. В один прекрасный день мы наняли машину и вывезли на ней с «базы» всю аппаратуру ко мне домой. Дочке моей некоторое время пришлось жить в комнате, до потолка заставленной нашей техникой, колонками всякими, большую часть которых я сам и пилил. А с барабанами так поступил: оставил в клубе только их облицовку, сделал фактически муляж. А сами барабаны забрал. Потом самостоятельно соорудил себе две классные ударные установки…»
Шестая серия
Сталин и Капельник
Покинув завод имени Александра Матросова, «Постскриптум» временно оккупировал кузинскую квартиру, где периодически репетировал вечерами, пока Павел не наладил контакт с руководством ДК «Мосэнерготехпром» в Бескудниково, куда группа и отправилась. На новой точке «P.S.» соорудили свой единственный альбом «Не унывай!» (1982), в который перекочевала тема «Нью-Йорк» из альбома «Заката…» трехлетней давности. Остальные композиции четко отражали все, что впитывали Сукачев и сотоварищи в минувшие несколько лет: от программ Осмоловского на «Голосе Америки», к которым добавилась передача Севы Новгородцева на Би-би-си, до «Машины времени», ненадолго разделившей с «Постскриптумом» репетиционный кров.
