Путь дурака: Гарри Поттер в России (Путь дурака 1,2,3,7) - [22]

Лукиша, не раздумывая, купил две из них. Михетченко еще мялся.

Рулон уже продал много таких фоток, подсунутых ему Марианной, и скоро сумел заработать денег на новую книжку по йоге, которой он самозабвенно занимался все свободное время. Только он успел спрятать выручку и фотки в потайной карман в подкладке пиджака, как к туалету подвалил Цыпа и, схватив Рулона за шиворот, заявил: «Ты что, сука, мне туфтовую майку продал? Наклеил на нее ченухи и думаешь, я ее не отличу от настоящей?»

— Я не знал, туфтовая она или нет, у меня такая была, — стал оправдываться Рул, вспоминая, как толкал Цыпе шмотье, данное ему Марианной.

— Не пизди, педераст, не знал ты, сука. За такое я тебе весь ебальник расколочу. В общем, чтоб вернул мне четвертной. Это будет твоя неустойка за туфту.

— У меня столько нету, — стал канючить Рул.

— Кого ебет чужое горе, — возразил ему Цыпа. — Давай, сука, чтоб завтра же принес, не то я тебя на счетчик поставлю, понял?

— Да, — пролепетал Рулон, почуяв, что запахло пиздюлями.

— Ты приносишь мне должок, и я при виде этого кончаю, — глумливо произнес Цыпа. — А если нет, то весь ебальник тебе распиздярю.

Рул поплелся восвояси, только теперь вспомнив, что нужно часто смотреть на себя со стороны. Во время всей этой процедуры он опять отождествил себя, как смотрящего, с личностью Рулона и его телом, забыв, что он не является Рулоном, это заблуждение. Он тот, кто смотрит за ним с другого мира или измерения, по ошибке влипнув в эту личность и тело, что те, делающие, желающие, думающуюие этом мире таких же тел и личностей, живущих своей жизнью, которая мало устраивала его, смотрящего, пока он полностью не отождествился и не стал принимать это тело и эту личность за себя самого. «Но ничего, — подумал он, — недоброхотов у меня хватает, которые давно уже хотят мне намылить рожу или просто приколоться надо мной. Так что еще есть возможность поработать над собой в крутой ситуации, пока она еще не случилась. Буду смотреть на себя, пока снова не забуду об этом». С этими мыслями он поплелся домой. Было интересно смотреть на себя со стороны, как будто какая-то форма или биоробот двигается, смотрит, дышит, ощущает, думает. Он ощущал себя каким-то существом, которое он не очень-то хорошо знал и почти совсем не владел им. Оно само жило и действовало по какой-то своей заведенной программе.

Рулон догулял до звонка, который застал его у входа в школу. Как прилежный ученик, движимый тупой программой быть таким, как все бараны, он вприпрыжку побежал по лестнице и, уже опаздывая, запыхавшись, влетел в класс.

Угрюмый и толстый учитель биологии стоял у своего обшарпанного, давно некрашеного учительского стола, как экспонат уродливого развития мужского тела. Он пристально осмотрел присутствующих учеников и задержал взгляд на Рулоне.

— Ну что, Рулонов, опять Мопассана ночью читал? — язвительно, как при любом оправдании мальца, тряся своими отвислыми щеками, прошамкал биолог. — Иди-ка скорее к доске, отвечать будешь.

Рулон медленно вылез из-за парты и, опустив голову вниз, поплелся к доске. Встав перед учителем, он словно пытался что-то вспомнить. Но эти попытки были безрезультатными.

— Да… я… — начал мямлить Рулон, — можно повторю?

— Что же ты ни черта не знаешь? — продолжил учитель, выпучивая свои маленькие маслянистые глазки. — Иди, садись, «двойка»!

Рулон покорно поплелся на свое место. Он никогда не пререкался с учителями, усвоив всем известную житейскую мудрость, что с начальством не спорят, за что имел у них многие привилегии. Все преподаватели и многие родители считали его примерным, но обиженным умом ребенком.

«Заставляют же нас учить всякую хуету, — бесился Рулон, и на черта мне нужна ента биология, лучше бы меня трахатья научил жирный черт, сука, етно было бы мне полезней, а то двояк влепил старый пидор, а мне по хуй, — думал Рул, — не хочу быть хорошим мальчиком, чтобы на меня общество навешало свое рабское ярмо, да пошли они, — злился Рулон, карябая на парте череп своей рукой.

Раздался стук в дверь, и в класс просунулась голова молодой училки в больших очках. Она работала в школе всего второй день, но уже успела познать прелести своей профессии, о чем свидетельствовала измученная физиономия. Она и отозвала Хомяка — так прозвали биолога за его отвислые щеки — в соседний класс усмирить беснующихся учеников.

Как много значат для пытливого ученика пять минут в школе.

Маленький и шустрый Михетченко злорадно присвистнул и принялся за дело. Он пробрался в согнутом состоянии между рядами и ловко сунул фугаску в портфель преподавалы, стоявший рядом с его столом. Все ребята оживились в предвкушении предстоящего веселья. Михетченко отполз и, как ни в чем не бывало, сел за парту. Через две минуты раздался оглушительный хлопок, от которого вскрикнули слабонервные девчонки, а из портфеля повалил густой и едкий дым. Все были в восторге и начали хихикать и перешептываться, поглядывая на дверь, которая со скрипом распахнулась через несколько секунд.

Изумленный Хомяк, ворвавшись в класс, застыл на месте в смешной позе. Вытерев пот, он смотрел на растрепавшийся от взрыва свой портфель. Когда очухался, бросился к нему и, осыпая проклятиями школу и ее учеников, под дружный смех учащихся стал высыпать на стол содержимое того, что называлось портфелем Хомяка.