Путь домой - [73]

– Бросьте свои железки да валите отсюда. Честное слово, гнаться за вами не буду…

А вот того, что произошло дальше, он даже не предполагал. Один из разбойников резко взмахнул рукой, и тяжелый топор со свистом полетел в сторону курсанта. Тот был настолько не готов к такого рода нападению, что даже не успел уклониться. Ну да, он слышал о том, насколько хорошо местные лесорубы умеют метать топоры, но отнесся к этому несерьезно. Человек постарше, скорее всего, предусмотрел подобное. А может быть, и нет – неважно. Важным было то, что курсанта вынесло из седла, как перышко, и сообразил он, что произошло, только когда начал изображать гордого птаха лебедя. В смысле, когда оказался задницей в холодной воде, точнее, в липкой грязи, которой на дороге сейчас было предостаточно.

Сейчас на Петре были и комбез, и куртка, но удар, достаточно сильный, чтобы выбить не такого уж и маленького, скорее, даже очень не маленького человека из седла, отозвался болью в совсем недавно отбитой груди. Дыхание перехватило, однако рефлексы взяли свое – даже не вставая, курсант рванул из кобуры бластер и вскинул его, видя перед собой только приближающиеся наглые хари лесорубов.

Ш-ших-х… Первого из оборванцев отбрасывает назад. Ш-ших-х… Второй взрывается, как будто проглотил гранату без чеки. Ш-ших-х… Третий, видимо, сообразивший, что что-то пошло не так, поднимает руку с топором, и эту руку буквально отрывает от плеча, и она летит прочь, так и не разжав пальцев. Ш-ших-х… И ее хозяин исчезает в ослепительной вспышке. Ш-ших-х… Главарь, сообразивший, что что-то пошло не так и бросившийся наутек, еще бежит, но головы на его плечах уже нет. И… Вот, в принципе, и все, бой окончен.

Стараясь не обращать внимания на разрывающую внутренности боль, Петр встал и подошел к тому, в которого попал первым. Тот по виду был почти целый, однако, когда курсант ногой перевернул его на живот, стало понятно, что выжить он не мог ни при каких обстоятельствах – крохотный шарик плазмы, проделав маленькую и, казалось бы, неопасную дыру в груди, вышел из спины, проделав выходное отверстие сантиметров пятнадцати в диаметре, вырвав ребра и позвоночник и превратив всю спину в прожаренное месиво. Глядя на него, Петр не чувствовал ни жалости, ни какого-либо эстетического неприятия – только легкую брезгливость. Вышли дураки на большую дорогу, вот и получили свое, а могли бы жить… Воистину, каждый кузнец своего счастья и каждый сам выбирает свою судьбу.

Сзади зачавкали по грязи копыта. Петр обернулся – ну да, так и есть, Настя, бледная, но на удивление спокойная, подъехала, ведя в поводу его лошадей. Петр кивнул благодарно и направился к ним.

– Всех?

– Да.

– Сам как?

– Да нормально… – Петр закашлялся, во рту вдруг стало солоновато и противно. Он сплюнул в сторону, украдкой посмотрел. Плевок был красным.

Очевидно, это не осталось незамеченным – девушка ловко спрыгнула с лошади, как обычно (и как у нее это получается?) ухитрившись не испачкаться, подскочила к нему.

– Ехать сможешь?

– Да смогу, смогу. Не смог бы – уже лежал бы. Вот ведь черт, как я мог так подставиться?

На лошадь Петр смог залезть только с помощью Насти – руки стали как будто ватным, и в груди болело не намного слабже, чем неделю назад. Хорошо хоть, на сей раз после укола обезболивающего боль отошла очень быстро и, хотя через несколько часов и вернулась, но была тупой, ноющей, но не заставляющей терять сознание, как в прошлый раз. Однако приятного все равно было мало и, когда он слезал с коня у следующего постоялого двора (кстати, расположены они были очень удобно, в дневном переходе друг от друга), то лишь усилием воли смог сдержаться и не высказать все, что думает про эту жизнь в целом и эту планету в частности. Сдержался, если честно, только потому, что рядом была дама, а слова на языке оставались исключительно нецензурные.

На этом постоялом дворе кормили отвратительно, хотя, возможно, дело было не в качестве пищи, а в состоянии самого Петра. Было ему хреново, иначе и не скажешь – похоже, что капризная девка Фортуна решила показать ему свои вторые девяносто, и занималась этим весьма энергично. Жизнь – она ведь как зебра: полоса белая, полоса черная, полоса белая, полоса черная, а в конце в любом случае задница. Сейчас курсант чувствовал, что оказался как раз в этой самой части тела, и на то у него были все основания.

А Настя, кстати, ела с удовольствием – очевидно, не так и плохо здесь готовили. Петр через силу запихал в себя содержимое тарелки и мрачно осмотрел зал. Заведение это было явно старше двух предыдущих – поменьше, потолок и балки закопченные, все говорило о почтенном возрасте. Освещение было довольно тусклым, но людей, собравшихся за столами, это не смущало. Народу тут, кстати, было много, заметно больше, чем на предыдущих постоялых дворах. Ну, это и неудивительно – и село здесь большое и зажиточное, и до города всего день езды. Дворянами тоже никого было не удивить, поэтому совсем уж свободного столика им не досталось – сидела там уже какая-то пьяная личность. Пока они ждали заказа, личность эта опрокинула в себя еще стопку и остановила свой сальный взгляд на девушке, мгновенно оценила пропорции фигуры (ничего выдающегося, надо сказать, однако нормальный вышесредний уровень) и изъявила желание познакомиться. Настя брезгливо поморщилась, а когда источающий запах смеси перегара и свежака пьянчужка не понял намека и повторил попытку, Петр молча сунул ему под нос кулак размером с небольшую дыньку. Тот икнул, трезвея на глазах, быстренько отодвинулся, а пару минут спустя и вовсе свалил, предпочтя не связываться со столь невоспитанными соседями. Он к ним, как говорится, со всей душой, а они его за это прибить готовы, нехорошо!