Путь, что ведёт нас к Богу - [77]

Все это разные формы той особой смелости, в которой нам бывает явлена любовь. Любовь, которая, если смотреть на нее поверхностно, бесполезна, ибо она не приносит никакой практической пользы. С точки зрения прагматической, быть может, было бы лучше, если бы Эдит Штайн уехала в Аргентину и дожила до конца 60–х годов, радуя нас своими трудами. С точки зрения прихожан отца Димитрия, было бы лучше, если бы он остался жив, так же, как было бы лучше, если бы осталась жива и мать Мария. С точки зрения московских знакомых матери Терезы из Калькутты, какой‑то нелепостью было то, что она не ела конфет. Такая любовь кажется нелепой, глупой. Но в глубинах бытия именно она всесильна, потому что каким‑то необъяснимым образом именно она преображает нас изнутри.

Разумеется, то, что делает бедная вдова в Евангелии от Луки, когда отдает свою лепту в сокровищницу, — это подвиг. Она отдала все, что имела, все пропитание свое. Мы в большинстве своем не можем так легко пойти по такому пути, потому что, как об этом в «Братьях Карамазовых» сказал Достоевский устами Алеши, отдать рубль Богу — это значит не сделать ничего. Мы должны идти каким‑то другим путем, и отчасти эти пути намечены в подвиге Эдит Штайн, отца Димитрия Клепинина, в тихом подвиге матери Мадлен и ее сестер, в подвиге того святого, о котором прекрасно написал свою пьесу «Брат Бога нашего» Иоанн Павел II.

Наверное, есть и другие пути. Сегодня мы не знаем, что и с кем понадобится разделить нам завтра. Симона Вейль, пламенно уверовавшая в Иисуса, решила разделить с некрещеными их участь. Она не потому не приняла крещения, что не успела, но потому, что она, будучи христианкой чистоты удивительной, порывом сердца поняла, что ее задача — разделить участь с некрещеными. Она же, вывезенная в Соединенные Штаты Америки во время войны, тем не менее умерла в 1943–м году от туберкулеза, потому что считала возможным съедать в течение дня только ту норму, которая полагалась в оккупированной Франции. Ее поступок кажется нелепым.

Необъяснимо, когда отказывается отец Димитрий Клепинин от освобождения из гестапо. Необъяснимо, когда, вместо того, чтобы ехать в Латинскую Америку и преподавать в одном из престижных университетов, инокиня Тереза Бенедикта выбирает концлагерь. Эта необъяснимая и нелепая любовь — она и есть зерно, сердцевина той любви, которая лечит. Наверное, наша задача заключается в том, чтобы вовремя услышать: а какой же «нелепости» от нас сегодня ждет Бог?

ЦЕРКОВЬ И ИМПЕРИЯ. СИТУАЦИЯ НА РУБЕЖЕ XX И XXI ВЕКОВ [45]

С того дня, когда религия в России была выпущена за пределы «гетто», в котором она находилась в течение всего «советского» периода нашей истории, прошло почти 15 лет. До этого момента официально разрешенная религия существовала под жестким контролем власти, что заключалось в следующем:

Церкви были открыты, но далеко не все (в Москве в пределах МКАД из приблизительно тысячи храмов открытыми оставались 44, в Ленинграде — десять, в областных центрах от одного до трех и т. п. Были, однако, и такие областные центры, где храма не было вообще), при этом монастыри практически не существовали — за исключением Троице–Сергиевой лавры.

Основную массу верующих составляли пожилые и, как правило, мало образованные женщины, тогда как каждый молодой человек, регулярно бывавший в храме, автоматически становился объектом интереса комсомольских и партийных органов или же КГБ. Евангелие и другая религиозная литература была абсолютно недоступна и, хотя и регулярно издавалась (правда, ничтожными тиражами) Московской Патриархией, но практически никогда не поступала в продажу в церковные лавки.

О крещении каждого младенца сообщалось на место работы его родителей с тем, чтобы они были наказаны и, возможно, уволены с работы. Священники, практиковавшие крещение по домам у верующих, наказывались, а нередко и лишались регистрации в Совете по делам религий, а следовательно, уже не могли служить на своем приходе и становились безработными. Никакая проповедь за стенами церкви, даже на частных квартирах, не дозволялась и сразу же приравнивалась к антисоветской деятельности. Однако и в храмах священники по большей части старались не проповедовать. Молчали все, за исключением нескольких человек, среди которых выделялся отец Александр Мень.

При этом официально Церковь находилась под покровительством советской власти. Патриарх Пимен, ныне покойный, лечился в той же больнице, где и члены Политбюро, и отдыхал в санатории ЦК КПСС, а также присутствовал на официальных приемах в Кремле.

Сегодня по всей России восстанавливаются тысячи старых и строятся сотни новых церквей, а епископ в каждой области не просто окружен почетом, но воспринимается как второй после губернатора человек. Высшие должностные лица государства участвуют в богослужениях и т. д. Везде продаются иконы, крестики и т. д., а также книги — молитвенники и жизнеописания святых. Эти книги имеются повсюду в огромных количествах. Библия и даже просто Новый Завет есть далеко не везде, хотя Российское Библейское общество распространяет ее по всей стране. Остро ощущается нехватка книг для изучения и углубленного или духовного чтения Библии.