Путь, что ведёт нас к Богу - [33]

Толкователи всегда подчеркивают, что это последние слова Марии в Новом Завете. Больше Она, великая молчальница и молитвенница, на страницах Евангелия не произнесет ни слова. Это — Ее главное обращение ко всем нам… К чему призывает Она тех, кого у Креста Своего Сына, в самый страшный и трудный миг Своей жизни, Она приняла как детей? Она зовет нас делать то, что скажет Он, то, чего ждет от нас Иисус и к чему нас зовет в Своем Евангелии…

ЭСХАТОЛОГИЯ ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА И ПЕРВОСВЯЩЕННИЧЕСКАЯ МОЛИТВА ИИСУСА [12]

Слово «апокалипсис» в секулярном языке сегодняшнего дня употребляется как правило в выражениях типа «пугать апокалипсисом», «уберечь землю от апокалипсиса» и т. д. Апокалипсис — всемирная катастрофа, в результате которой погибает цивилизация, человечество, сама планета сгорает или взрывается, и затем кончается все. Такое значение этого слова появилось не сегодня; было бы разумно назвать его романтическим, ибо еще Ф. И. Тютчев, как известно, писал:

Когда пробьет последний час природы, Состав частей разрушится земных, Все зримое опять покроют воды И Божий лик отобразится в них.

Для Вл. Соловьева, в отличие от большинства его современников, апокалипсис не является катастрофой (в сегодняшнем понимании этого слова!). События, о которых Господь говорит в Евангелии (см., например, Мф 24:1–44; Мк 13:1–37; Лк 21:5–38), — это, безусловно, конец (у Мф. стихи 13, 14); но в каком смысле этого слова? ТёАод в греческом языке соответствует не французскому terminus или fin, а слову accomplissement. TeAog — конец не в смысле «крах», — это завершение. «Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить», — говорит Иисус в Своей Первосвященнической молитве (Ин 17:4). «Совершил» — греч. теЛе laxrac;. ТМо<; Иисуса — это не крах Его дела, а торжество, вхождение в славу: «Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем» (Ин 13:31 и далее). ТеЛо<; человечества — это тоже вхождение в славу. Как говорит апостол Павел (1 Кор 15:20–28): «Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его. А затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу. Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Последний же враг истребится — смерть. Потому что все покорил под ноги Его. Когда же сказано, что Ему все покорено, то ясно, что кроме Того, Который покорил Ему все. Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем».

Но есть в евангельском рассказе место, которое не может не вызвать ужас у читателя. «Восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам. Все же это — начало болезней» (Мф 24:7–8). Если таково начало, то каково же будет продолжение? — спросит читатель и будет прав. Быть может, именно отсюда и проистекает тот ужас, который мы испытываем перед концом. А беда тем временем гнездится всего лишь в неправильном переводе. По–гречески здесь сказано: apx¹! co&ivcov, т. е. начало, но не болезней и болей вообще, а болей рождения. Здесь раскрывается та же тема, что и в Евангелии от Иоанна (16:21): «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир». Речь идет, таким образом, не о бедствиях, в которых погибает старое, а о тех мучениях, в которых рождается новое, — не о конце, но о начале. И это прекрасно знает Вл. Соловьев, когда, заключая «Краткую повесть об антихристе», говорит, что она «имела предметом не всеобщую катастрофу мироздания, а лишь развязку нашего исторического процесса, состоящую в явлении, прославлении и крушении антихриста» (Вл. Соловьев. Три разговора. М., 1991. С. 187).

ТёЛос; в истории человечества — это осуществление его единства (не политического, культурного или национального, не религиозного даже, а полного, или троического), того единства, о коем молится Иисус в Первосвященнической молитве (Ин 17:21–23): «Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они будут в Нас едино… да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут [они] совершены (TExeAeiajpevoi от теЛод) воедино». Замечания о том, что есть это единство, у Вл. Соловьева можно найти в «Оправдании добра» (гл. 19, особенно § 7), путь же к такому единству лежит через мир, но не через тот мир, который нам «мир дает» (Ин 14:27), ачерез мир Христов. Мир Христов, — говорит по этому поводу Вл. Соловьев, — «основан на том разделении, что Христос пришел принести на землю, именно на разделении между добром и злом, между истиной и ложью; и есть дурной, мирской мир» (Три разговора, С. III). Последний способен привести только к видимым формам единства и, наоборот, увести бесконечно далеко от единства подлинного.

Окончательное единство человечества описано апостолом в цитированном выше месте Первого послания к Коринфянам. При этом, однако, последние слова приведенного текста: «да будет Бог все во всем», — не могут не поставить нас перед вопросом: а не растворится ли тогда личность в Боге? Растворится и, таким образом, исчезнет. Тогда это будет концом, но не вхождением в полноту, а прекращением бытия индивида, его гибелью. Это будет не accomplissement, a terminus для человечества, иными словами, как раз то, чего так боится сегодня секулярное сознание.