Путь. Чему нужно научиться у древних китайских философов - [9]

Со временем эффект ритуала ослабевал, предки снова превращались в злых духов, и жертвоприношение нужно было повторять.

В «Лунь юе» Конфуция спрашивают о поклонении предкам. Он отвечает, что без этого ритуала никак нельзя обойтись, но участие в нем духов не имеет значения. «Мы приносим жертвы духам, – говорит он, – как будто они перед нами». Важно, чтобы мы сами серьезно относились к ритуалу: «Если я не участвую в жертвоприношении, то я как будто не приношу жертв»[2].

Но если мы не уверены в существовании духов, зачем приносить им жертвы?

Отношения с мертвыми могут складываться не менее трудно, чем с живыми. Если отец был суровым, черствым и вспыльчивым, то сыну, который при жизни отвечал ему враждебностью и непослушанием, становится еще больнее после его кончины, ведь смерть ставит точку в их истории, лишая всякой надежды на примирение. Правильно исполненный ритуал переносит нас из мира сложных человеческих отношений в другое – ритуальное – пространство, где отношения можно представить идеальными. В этом пространстве неприкаянные духи видятся добрыми покровителями, поэтому живые стараются быть достойными предков. Оставив гнев, зависть и обиду, они устанавливают с мертвыми гораздо лучшие отношения.

Для Конфуция ритуал важен тем, как он влияет на совершающих его людей. Спрашивать, меняет ли он что-то для покойных, означает упускать суть. Родственники приносят жертвы, потому что воображаемое общение с предками меняет их самих.

Ритуал помогал живым разобраться и с чувствами, которые они испытывали друг к другу. Смерть всегда перекраивает отношения тех, кто остается жить. Забытое соперничество двух сестер вспыхивает с новой силой; непутевый сын, к вящему недовольству семейства, становится его номинальным главой. Однако в рамках ритуала все они играют новые семейные роли так, будто никаких разногласий нет.

Эффект ритуала был тем сильнее, чем разительнее игра отличалась от реальности. Возьмем, к примеру, один из вариантов обряда, при котором поколения менялись местами. Внук изображал усопшего деда, а собственную роль передавал отцу. Каждому из потомков приходилось поставить себя на место того члена семьи, с которым у него в реальности возникало больше всего трений.

Это типичный мир «как будто»: участники никак не могут спутать ритуальные роли с реальными. И смысл вовсе не в том, чтобы отец научился быть сыном своего сына. Этот обряд помогает живым налаживать отношения с мертвыми и друг с другом.

Безусловно, любой обряд рано или поздно заканчивается. Родственники выходят за порог ритуального пространства и тут же с головой окунаются в сложную реальность. В отношениях снова наступает разлад: сестры вздорят, двоюродные братья ссорятся, отец и сын по-прежнему не находят общего языка.

Поэтому семьи возвращались к ритуалу снова и снова. Достигнутое согласие могло нарушаться, как только они покидали храм, но, благодаря многократному повторению ритуала и воссозданию более здоровых отношений, взаимопонимание между родственниками начинало проявляться и в повседневной жизни.

Ритуал не указывает, как вести себя в реальности. Его идеально упорядоченное пространство никогда не заменит несовершенного мира настоящих отношений. Ритуал работает, потому что роль каждого из участников отличается от той, которую он обычно исполняет. Этот «отрыв» от реальности является ключевым условием, позволяющим участникам начать работать над отношениями. Когда отец примеряет роль сына, это помогает ему понять своего ребенка и стать лучше.

В двадцать первом веке умиротворение духов и жертвоприношения могут показаться чем-то дремучим, однако своей ценности эти ритуалы не утратили. В нашем доме тоже есть привидения: родственник, который вечно раздражает; затаенная злоба, от которой никак не избавиться; прошлое, которое невозможно забыть.

Мы склонны подчинять свое поведение шаблонам и привычкам. Это могут быть социальные условности и обычаи, их мы соблюдаем не задумываясь, например, когда здороваемся или придерживаем кому-то дверь. Или смена поведения, которой мы даже не замечаем, – когда, например, начинаем «ныть», разговаривая с сестрой по телефону, или обиженно молчим вместо того, чтобы спокойно объяснить, что не так. Одни шаблоны полезны, другие не очень. Если человек «верен себе» и ведет себя соответственно, он попадает в ловушку старых привычек, никому ничего не прощает и отрезает себе пути к изменению.

Но мы уже знаем, как бороться с такими шаблонами.

К примеру, когда мы гостим у друга, нам легко подмечать особенности уклада, заведенного в его семье: как у него обнимаются, желая друг другу доброго утра, как по воскресеньям пекут на завтрак блинчики. Эти ритуалы привлекают наше внимание, потому что для нас они внове. Поэтому, приобщаясь к ним в качестве стороннего наблюдателя или даже участника, мы делаем это осознанно, а не механически, как дома.

Путешествия выбивают нас из привычной колеи, позволяя открывать в себе новые грани, и домой мы возвращаемся уже немножко другими людьми.

Почему же тогда мы не занимаемся ритуалами постоянно? Возможно, потому что намеренное насыщение ими «реальной» жизни кажется нам неестественным.