Путь Богини Мудрой - [7]

— Эй, эй! — крикнул он. — А ну, прекратите. Вот я вам!

Мальчишки прыснули, а один показал ему язык.

— Ах так! Нате!

Лионель схватил башмак и запустил его в озорников. Целился он нарочно мимо, а для красоты снабдил башмак длинным огненным хвостом, как у кометы. Заклинание потребовалось самое простенькое, а эффект получился что надо. Мальчишки восторженно взвыли.

— Еще, еще!

— Обойдетесь. Давайте, тащите сюда башмак.

— Фигушки!

Да, в них еще явно не начали вбивать розгами послушание. И почтительного трепета по отношению к Лионелю, как к старшему, не испытывали. Да и с чего бы? Балахон на нем точно такой же как на них, ученический. А что ему подвластны магические силы… так мало ли! может, лет через пять они станут магами еще получше, чем он.

— Безымянный на ваши головы! — проворчал Лионель, натягивая башмак. Неловко поднялся и, придерживая длинный подол балахона, на одной ноге попрыгал в дальний угол двора, где сиротливо валялся в пыли второй ботинок. Вырос он в городе, и босиком ходить не привык. Но на половине пути ему в голову пришла мысль получше. Он остановился посреди двора, поджав одну ногу, скрестил пальцы в сложном жесте и пробормотал соответствующую формулу. Башмак взмыл в воздух и неспешно, величаво поплыл к владельцу.

— Ух ты, здорово! — с завистью сказал один из мальчишек.

— Сила! — согласился второй.

— Вот так-то, — удовлетворенно сказал Лионель, принимая башмак из воздуха.

Вообще-то, до посвящения пользоваться магией в личных целях строго воспрещалось. Но не было в храме ни одного ученика, который хоть раз не нарушил бы запрет. Слишком уж велик был соблазн, хотя и за ослушание карали строго.

С учениками, даже с самыми маленькими, не нежничали. Едва переступив порог, взыскующий мудрости Гесинды подвергался испытанию.

Впервые маленький Лионель вошел в обитель Богини, держась за руку отца. Его сразу поразил свет, который наполнял алтарную залу и лился, казалось, отовсюду. Со стены над алтарем на входящих смотрело женское лицо неземной красоты. Лионель встретился взглядом с огромными сияющими глазами и застыл на месте. Горло сжало от восторга. Отец стоял рядом и тоже глядел на фреску, подняв голову. И молчал, как будто позабыл, зачем пришел.

— Какая красивая… — прошептал Лионель, справившись со сдавившей горло спазмой.

— Богиня столь же прекрасна, сколь мудра, — раздался рядом незнакомый мужской голос.

От неожиданности Лионель едва не подпрыгнул. Повернулся и увидел высокого, еще не старого мужчину в синей мантии. На шее у него висел медальон в виде змеи. Змеиные браслеты обвивали запястья поверх широких рукавов.

— Какой милости ищете вы в доме Богини Мудрой? — спросил храмовник, без улыбки переводя взгляд с Лионеля на мастера Германа и обратно.

Мастер Герман сбивчиво объяснил. Он явно чувствовал смущение и растерялся перед неулыбчивым храмовником. Лионель же без всякого волнения разглядывал строгое убранство алтарной залы. Ему было хорошо и покойно под взглядом Богини.

Он и не заметил, как мужчина в синем ушел, а вместо него в зале появился старик в алой мантии. Жестом он велел мастеру Герману отойти. Взял Лионеля за подбородок, приподнимая его лицо, и принялся спрашивать. Глаза у него были горчичного цвета и очень внимательные. Он спрашивал, сколько Лионелю лет, умеет ли он читать, одарила ли его Богиня уже своей милостью, зачем он пришел в храм. Лионель отвечал спокойно и с охотой. Наконец, старик повернулся к мастеру Герману и сказал:

— Мы допустим вашего сына к испытанию.

Испытание сначала показалось Лионелю не слишком сложным. Желающий поступить в обучение должен был сутки оставаться наедине с Богиней. Ему строго запрещалось есть, пить, спать.

— Что же я должен делать? — спросил Лионель у старика в алом.

— Молись Богине, чтобы она обратила на тебя свой взор, — ответил тот и запер за ним дверь.

Лионель остался один в маленькой холодной комнатке, один на один с каменной маской Богини, которая взирала на него со стены. Он опустился на колени. На полу стояла плошка, где в масле плавал фитилек. Копоти от такого светильника было гораздо больше, чем света, и тьма подступала к Лионелю со всех сторон. Отмахнуться от нее было нелегко. Впрочем, оказалось, что тьма и одиночество — не худшее из того, что его ожидает. Лионель долго стоял на коленях, а пол был холодный и жесткий. Через какое-то время его зазнобило, а ноги затекли. Переменить позу на более удобную он не решался — боялся уснуть. Потом дала знать о себе жажда, да и голод не заставил долго ждать. Лионель не знал, сколько времени прошло, но ему казалось, что гораздо больше суток. Может быть, о нем забыли? Впервые в сердце заворочался страх. Сама темнота шептала в уши: закричи, позови на помощь, иначе погибнешь в темноте и одиночестве. Лионель упрямо сжимал губы и в поисках защиты поднимал глаза к лику Богини. Фитиль в плошке с маслом то разгорался, то почти погасал, по каменной маске бегали пятна света и тени. Казалось, что Гесинда гримасничает. Слова молитвы замирали на губах…

Темнота, холод, пост и, в особенности, особый ритм молитвенных стихов сделали свое дело. Лионель начал погружаться в странное состояние сродни полусну или трансу. Реальность почти неощутимо сместилась, каменная маска на стене открыла мертвые веки. Под ними засветились необычайно яркие, как звезды, золотые глаза. Живые глаза. Лионель восторженно вскрикнул и потянулся к Богине, а она улыбнулась ему ласково. Ее улыбка заставила его забыть и про страх, и про одиночество, и про голод, и про холод. Он понял, что даже если люди его оставят, Гесинда о нем позаботится.