Путь Арсения - [74]

Над Сивашем висел туман, сквозь него еле видны лучи неприятельских прожекторов. Мороз подсушил дно Сиваша. Оленчук шел рядом с командиром. Время от времени командир тихонько спрашивал проводника:

— Правильно идем, Иван Иванович? Не сбился?

— Та хиба ж... Вон там Литовский полуостров.

Миновали уже две трети пути, когда ночную тьму прорезали лучи прожекторов с Литовского полуострова. Переправа была обнаружена. Белые открыли ураганный огонь. Снаряды, зарываясь в зыбкое дно Сиваша и взрываясь там, выбрасывали в воздух тонны грязи. Командиры и комиссары ободряли бойцов:

— Товарищи, помните приказ Фрунзе. Назад дороги нет. Или победить, или умереть!

Воет холодный ветер. Соленая грязь липнет к ногам. Слышно «ура». Это вышедшие вперед штурмовики достигли берега, выбрались из камышей и атаковали первую линию окопов засевших на Литовском полуострове кубанцев генерала Фостикова.

Белые открыли ураганный огонь из орудий и пулеметов, но это не могло остановить героический порыв штурмующих. Преодолев проволочные заграждения, бойцы Красной Армии бросаются врукопашную, пускают в дело ручные гранаты. К 6 часам выбитые из окопов белые отступили к хутору Новый Чуваш. Начались упорные бои на укреплениях Литовского полуострова.

Турецкий вал

Первая атака Турецкого вала была отбита белыми. Бойцы 51-й дивизии под яростным огнем крепостной артиллерии зарывались в землю. Голодные, полураздетые, они не чувствовали ни холода, ни голода. Впереди за валом был ненавистный враг, сеявший вокруг смерть. Нельзя было показаться из укрытий. Части попали в зону, обстреливаемую круговым огнем. Впереди по рву, на проволочных заграждениях, повисли убитые. Оттуда же доносились стоны раненых. Бойцы молча стискивали зубы — они ничем не могли помочь.

1 ноября по приказу Фрунзе советскими летчиками были сброшены на вал листовки с предложением белым сдаться и прислать парламентеров. С вала ответили усилением огня. Но на другой день к вечеру все же появился офицер-парламентер белого командования с флагом и трубачом. Огонь прекратился с обеих сторон. Парламентером от красного командования пошел политрук 1-го ударного полка огневой бригады. Он подошел к белому офицеру, тот спросил:

— Кто вы такой?

— Я политрук. Вот приказ гарнизону Перекопа о сдаче, — ответил красный парламентер и передал приказ.

Белый офицер прочитал приказ, но промолчал.

— За что вы воюете? — спросил политрук.

— А вы знаете, за что воюете?

— Да, знаем, — ответил политрук. — Мы воюем за свободу, за землю, за трудовой народ. А вы за что воюете, знаете о том?

— Я не знаю, за что воюю. Я не имею собственного мнения, а слушаюсь высших начальников и приказываю подчиненным,—ответил офицер.

— Так вот, чтобы не проливать зря крови, сдавайтесь! Мы вас все равно победим.

— Я не уполномочен решать вопрос о сдаче. Но Перекопа вам все равно не взять, — офицер повернулся, трубач затрубил, и они пошли обратно на вал.

Едва политрук подошел к своей части, как белые начали артиллерийский и пулеметный обстрел наших позиций. На другой день белые самолеты сбросили над 51-й дивизией листовки, но в них уже не было прежней нагло-* сти и развязности. Теперь белое командование просто запугивало: «Красные! Уходите! Вы никогда не возьмете Перекоп — могучую крепость. Когда бы вы ни пошли в атаку, вас встретят огнем сотен орудий и тысяч пулеметов. Вы взорветесь на проволочных заграждениях».

Листовки читали бойцы и командиры. Читали молча, не комментируя. После второй неудачной атаки 8 ноября на передовые позиции, где располагался 455-й полк, приполз раненый боец. Левая рука его безжизненно волочилась по земле, точно привязанная к плечу. Комиссар полка Безбородов отчитал раненого и потребовал, чтобы тот немедленно убирался в госпиталь. Эту сцену видели немногие, но вскоре, под огнем противника, стихийно начался странный митинг. Не было никаких трибун. Бойцы и командиры плашмя лежали на земле, укрываясь от пуль и осколков снарядов. Перекрывая свист и вой снарядов, раненый кричал:

— Доктора не пускали меня. Но я могу стрелять и колоть одной рукой. Товарищи красные бойцы, барон не запугает нас. За нами весь русский народ!

Говоря это, боец лежал на земле и только изредка, пренебрегая опасностью, поднимал голову. Он хотел, чтобы товарищи видели его. В заключение своей речи боец поднял здоровой рукой винтовку и крикнул:

— Смерть Врангелю!

После него, так же лежа на земле, говорил комиссар Безбородов:

— Даже если мы погибнем, мы будем вечно жить в памяти всех людей. Партия. Ленин зовут нас на последний подвиг — сокрушить наймита Антанты — барона Врангеля!..

Над головами бойцов и командиров летели снаряды. То и дело в воздух вздымались огромные массы вывороченной земли. В черных облаках дыма и пыли раздавались стоны и крики раненых. Связист позвал Безбородова к телефону:

— Вызывает штаб бригады! — крикнул он.

Безбородов подполз к связисту и приник к трубке. Он

покрыл голову и аппарат шинелью, чтобы лучше слышать. Лицо его стало напряженным, и через минуту он кричал в трубку:

— Ваш приказ выполним с честью, товарищ командующий фронтом. Трусов у нас нет, Красную Армию не посрамим... Спасибо, товарищ Фрунзе!