Пустые времена - [2]

Макс не успел оглянуться, как шар оказался на проезжей части. Бедный красный шар, неужели он лопнет под колесами? И Макс не выдержал – разревелся, как девчонка. Мама сказала, что купит ему другой. Но Макс хотел именно этот и продолжал хныкать. Тогда отец выбежал на дорогу и, ловко изогнувшись в прыжке, спас его. Встав на разделительную полосу, он поднял шар высоко над головой, и тот засиял в руках маленьким красным солнцем. Восхищенные, все улыбались. Равновесие было восстановлено. И вдруг…

– Осторожно, сзади!

И визг тормозов… И материнские пальцы…Она пыталась закрыть Максу глаза с такой силой, что ему показалось, как пальцы проникли сквозь глаза прямо в мозг. Скорая, как всегда, опоздала. Отец жил несколько секунд, и они даже не успели попрощаться с ним. Водитель остался жив, он был пьян и не смог сбросить скорость...

Бесцеремонный звонок разорвал кладбищенскую тишину.

– Алло, привет! Что там с контрактом на покупку двадцати пяти моделей Фольксваген для фирмы «Аякс»? Они приехали перегонять машины, но не все документы предъявили, – окатили Макса холодным душем из телефонной трубки.

– Все…. нормально, они все оплатили, могут забирать, – он очнулся. Он снова здесь. Он повзрослел и теперь живет для того, чтобы продавать оружие убийцам. Убийцам отца. Все они садятся за руль и убивают. Может быть неосознанно, но от этого не становится легче. Макс не знал, зачем им нужна война на дорогах городов, лишь старался пережить еще одну осень. Еще один такой же яркий осенний день, как был тогда, много лет назад.

Старое кладбище на окраине Москвы. Здесь, за пределами мегаполиса можно задержать дыхание, побыть наедине с собой. Здесь воспоминания медленно уходят вдаль по тропинке между могилами, и прощальное осеннее солнце смотрит им вслед.

Освобождение, пусть ненадолго, но все-таки. Вдох-выдох, понемногу.

****

– Пи–и–во! Рыба! Сигаре–е–е–ты! Соле–е–е–ная рыба! – на подходе к станции Вадим услышал надрывные голоса местных торговцев.

Голоса летели вдоль перрона, перемешиваясь друг с другом. Поднебесный гул – голос станции. Торговцы напомнили галок на его дереве: тоже кричат, заглядывая в окна проходящих поездов, затем, как по команде, срываются и мчатся к следующему поезду. Снова кричат, снова замолкают, снова бегут и кричат. И так целый день до последней строчки в расписании поездов.

Яркий осенний день. Солнце прочертило длинные линии наискосок, отражаясь от колес поезда и уходя куда-то в даль, в поднебесье. А они все бегали, суетились, словно под крышей Богов. Крыша Богов – это косые линии прощального осеннего солнца.

Вадиму нравилось встречать и провожать поезда. Он знал, что все люди на свете делятся на две категории. Те, что внутри, за вагонным стеклом, они спешат куда-то, и скорее всего, у них интересная жизнь. Счастливые! И те, что на перроне. У них был только этот вечный перрон, пиво и соленая рыба. И дом за полями, и каждый день похож на предыдущий, как черные галки друг на друга на дереве под окном. Поезда стали для Вадима чем-то вроде посланников из другого мира или из мира, где все по-другому. Там, за вагонным стеклом, трепетала и манила к себе жизнь.

– Почему я до сих пор здесь? – постоянно спрашивал он себя. – У перронных торговцев – семьи, дети, и все они хотят есть. Они должны быть здесь. Рыба – их последняя надежда прокормиться. А что держит меня? Каждый год говорю себе, вот продам дом и уеду. Но каждую осень слышу одно и то же: «Пиво! Рыба! Сигареты!»

Рыжая собака ткнулась мокрым носом в ладонь. Это особенная собака – она самостоятельная. У всех собак есть хозяева, или если они бродячие, сбиваются в стаи и стараются жить поближе к людям. Рыжая приезжает на поезде сама, выходит, гуляет по перрону, потом садится в тот, что идет обратно, и уезжает. Даже проводники ее знают, привыкли к ней и никуда не гонят.

И если кто-нибудь когда-нибудь напишет книгу о маленькой тихой станции в захолустье, то главным героем станет именно она – самостоятельная собака.

Об остальных обитателях сказать будет нечего.

****

По понедельникам в офисе автоконцерна все обсуждали бурно прошедшие выходные. Кто где побывал, кто сколько пропил, проиграл, потратил на женщин. И Только Макс, пожав плечами, отходил в сторону. Сказать ему было нечего.

Действительно, что тут скажешь, когда целыми сутками клеишь обои.

Обои… Макс посмотрел на белую стену напротив и все понял. Вчера поклеил обои, а они отошли от стен. Звук падающей и сворачивающейся в рулоны бумаги, наверно, и вызвал в сознании денежный листопад.

Осень. Листопад. Он медленно брел по лесу, а с деревьев падали не листья, а доллары, устилая бумажным ковром все вокруг. Он вышел на поляну, а там люди лопатами сгребали деньги в мешки.

«Это листья», – сказал им Макс.

«Нет, доллары», – отвечали они и продолжали собирать свой осенний букет.

«Если что-то и может падать с деревьев, так это листья», – подумал Макс и повернул обратно в город.

Но город был сплошь покрыт деньгами, как воспалившаяся рана струпьями, и все сошли с ума: побросали свои дела и встали на колени. Машины теснили друг друга в пробках, в них охапками грузили доллары. Кто-то даже грузовик умудрился подогнать.