Пустые Холмы - [19]

Из печурки высунулся противень, на нем лежал румяный пирожок с брусникой.

– Печка только имитирует поведение живого существа? – размышляла Маргарита, чтобы отвлечься от других мыслей. – Или… это заколдованный живой человек? А что, если она просто перевертыш? Колдунья, которая превращается не в животное, а в предмет? Про такие как-то писали в «Тридесятом вестнике». – В памяти всплыло что-то про клубки и стога сена, над которыми шутила Василиса.

Печка стояла молча. Маргарита потопталась возле нее еще немного и двинулась дальше. Впереди ждала поляна, где Огненные всегда встречались с наставником. На этот раз на ней никого не оказалось – Маргарита пришла первой.

Она села на одно из бревен и снова принялась задавать себе вопросы.

– Что значило это письмо?

Со вчерашнего дня она не могла выкинуть из головы записку Александра Владимировича. Когда она думала о ней, в животе змеей сворачивалась неясная боль, и что-то темное, неприятное вставало перед глазами. Она понимала, где крылся корень всего этого: сначала послание ее обрадовало, но уже к вечеру Маргарита начала читать его иначе. Да, было все еще приятно, что он вспомнил про нее, что передал ей весточку, но… Была тысяча разных но. Маргарита запомнила последнюю встречу с ним совсем иной по настроению, по степени близости и теперь с невыносимым стыдом признавала, что, возможно, все это выдумала. Память окрашивала каждый жест в те краски, которые ей нравились, а каждое сказанное слово наполняла надеждой и смыслом, которых на самом деле там не было. Иначе почему он написал такую записку? Такую короткую и сухую, словно она предназначалась не только ей, но и всем его воспитанникам?

Ее осенило. Что, если Александр Владимирович и впрямь передал послания всем Огненным? С чего она взяла, что записку получила только она? В груди застрял вдох. Она поднялась с бревна как раз в тот миг, когда ветви с одной стороны поляны зашевелились и оттуда выбрались Емеля с Мишей. Отступать было поздно, да и пропускать встречу со Звягиновым только из-за того, что пропало настроение, казалось глупым.

Емеля уже давно не был тем пухлым мальчишкой, каким она его запомнила с первой встречи. Он вырос в мускулистого парня и отрастил волосы, хотя его щеки были все такими же румяными. Миша теперь был выше его почти на голову, а стригся, наоборот, коротко. На его затылке, ближе к шее, был выбрит замысловатый узор, а на голой коже чуть ниже роста волос виднелись нарисованные руны.

– Как дела, Марго? – первым спросил Емеля, картинно падая на бревно с видом такой усталости, будто всю ночь практиковался в колдовстве.

Она пожала плечами и спросила в ответ:

– Никаких новостей от Македонова?

Ей хотелось выяснить, получили ли остальные воспитанники записки и если да, то что там было сказано. Оставалось только спросить их прямо. Почти прямо.

– Да какие новости, – отмахнулся Емеля. – Откуда же нам знать, что там у него?

– Интересно, вернется ли он вообще, – задумчиво произнес Миша.

– Вот бы… – начала Маргарита, покосившись на парней. – Вот бы он передал нам какое-нибудь послание, да? Чтобы мы точно знали, что он жив.

– Это было бы здорово, но как он сможет это сделать, если ушел к Старообрядцам? – сказал Емеля. – Через кого передавать?

– Это точно, – согласился Миша.

Наконец подтянулись остальные Огненные, но Маргарита больше не собирались спрашивать про Македонова. Ей было достаточно и того, что Миша с Емелей ничего от него не получали. Похоже, послание предназначалось только ей. Но почему? Хотел ли он сказать что-то еще, кроме того, что было написано в записке? Следовало ли воспринимать это как знак внимания с его стороны или он проявлял о ней заботу как о потусторонней и не до конца владеющей своей силой колдунье? Напомнил о себе, потому что знал, что она будет волноваться за его жизнь? Или у него этого и в мыслях не было?

Да что ж такое…

Ветви раздвинулись в последний раз и пропустили Эдуарда Юрьевича. Он затрусил через поляну с миролюбивой улыбкой на лице.

– Доброе утро, доброе утро! – дружелюбно махал он рукой, в которой была зажата большая чашка. В другой руке Звягинов держал надкусанный пирожок. – Извините, опоздал. Неожиданное собрание наставников спутало все мои планы. Но, надеюсь, мне удастся порадовать вас кое-чем интересным.

Маргарита поерзала, усаживаясь поудобнее. Ей хотелось спать после целой ночи терзаний, слепящее солнце заставляло жмуриться, и, едва веки смыкались, мысли снова уносились далеко, дыхание тяжелело.

– Ох, ну и где же мое кресло? – воскликнул Звягинов, оглядываясь. Взгляд его задержался на дальнем краю полянки. – Надо же, вон оно!

Маргарита, последовав примеру остальных, обернулась. Вдалеке и впрямь стояло пухлое кресло с витыми ножками. Кто-то из ребят засмеялся.

– Фадей, будьте добры, принесите старику его стул.

Звягинов вовсе не был похож на старика. Возраст, несомненно, оставил отпечаток на его облике, но по той живой и веселой энергии, что била из него, он воспринимался как полный сил мужчина. Тем более сегодня он был одет в обычную льняную рубашку и свободные штаны, а не в строгий костюм, и на его голове красовалась смешная шляпа из серой соломы. Он пришел босиком и уселся в кресло, сложив ноги по-турецки.