Пустой гроб - [103]

Та пообещала и вскоре присоединилась к Фелисите.

После жуткой истории в операционной, стоившей жизни профессору Дро, Даниэль не находила места, металась, точно безумная… Скандал назревал неслыханный, однако общими усилиями удалось погасить его. Фандор не выдвинул против профессора никаких страшных обвинений, не сказал о нем ни одного порочащего слова. Никто не обвинил медсестер в пособничестве хирургу. Фандор убедился, что они ни о чем не подозревали и уж во всяком случае не были сообщницами врача.

Все в лечебнице старались вести себя так, как будто ничего не произошло. Тотчас явились представители акционерного общества и решили, что закрывать лечебницу не стоит. Самые известные хирурги наперебой предлагали немедленно перевезти своих больных на авеню Мадрид; материальная сторона дела ничуть не пострадала.

— Зачем вы просили меня подняться? — обратилась к Фелисите Даниэль.

— Случилось невероятное: Дельфина Фаржо, похоже, вновь обрела рассудок.

Старая медсестра слово в слово пересказала Даниэль свою беседу с больной, которую так любил профессор Дро.

Даниэль всплеснула руками.

— Бедный, бедный профессор! — запричитала она. — Неужто удалось дело всей его жизни?.. Ну и умница был наш профессор, светлая головушка! Он задумал неслыханную операцию, каких никто в мире не делал!.. Стоит перелить кровь этой женщине, говорил профессор, и мозг ее станет нормальным, восстановятся умственные способности — ведь разум она утратила в результате несчастного случая, сильного нервного потрясения. Главная трудность состояла в том, чтобы найти здорового, крепкого донора, который согласился бы пожертвовать жизнью ради спасения Дельфины Фаржо. Профессор остановил выбор на другой больной, мадемуазель Элен, — он ведь считал ее обреченной. Ах! Да что там говорить, дело это деликатное; может, профессор и не осмелился бы посягнуть на чужую жизнь, не будь он безумно влюблен в Дельфину. Профессора было за что осудить, особенно с тех пор, как он свел знакомство с этим злодеем Фантомасом, выдававшим себя за Миньяса. Тогда-то и решился профессор пойти на преступление — решился ради той, кого любил больше жизни… Сама я ни о чем не подозревала — даже когда операция уже началась и предстояло перелить Дельфине кровь Элен. Понадобилось неожиданное вмешательство Жерома Фандора, чтобы я поняла: Дельфину можно спасти лишь ценой смерти Элен. Угрозы Фандора отрезвили профессора, до сознания его дошло, на какой страшный шаг он осмелился. Он понял, что не имеет права жертвовать чужой жизнью; чтобы спасти Дельфину, профессор пожертвовал собой — так велика была его страсть к этой безумице. Увы! Что скрывать, Фелисите, профессор не был безгрешен, но умер он, повинуясь чувству долга и раскаяния, свою вину он искупил терновым венцом мученика!

— Ваша правда, так все оно и было, — сказала Фелисите, внимательно слушавшая Даниэль. — Бедный профессор Дро!

Медсестры заговорили о том, что происходило в лечебнице. После операции, которая фактически была попыткой убийства, состояние Элен ухудшилось, выздоравливала она медленно. От сильного нервного потрясения едва не умер Жером Фандор, который теперь тоже поправлялся.

Раздался телефонный звонок; Даниэль распрощалась с Фелисите и заторопилась в лечебницу. Фелисите осталась в комнате, соседствовавшей со спальней Дельфины. Внезапно она вздрогнула: в спальне что-то глухо стукнуло.

Старая Фелисите вскочила, кинулась к двери.

— Господи! — вскрикнула она. — Что случилось?

На полу без сознания распростерлась Дельфина Фаржо.

* * *

Прошло два дня; Дельфина Фаржо была одна в своей спальне, где старая Фелисите обнаружила ее на полу, без чувств.

Дельфина тогда упала в обморок, но, к счастью, скоро пришла в себя; она и словом не обмолвилась о том, зачем понадобилось ей тогда подняться, отчего она лишилась чувств.

Дельфина очень изменилась, доктор уверенно утверждал, что она спасена.

Такого же мнения была и Фелисите, хорошо знавшая больную.

— Она не поет больше свою песенку «В лесу нам больше не гулять», не играет в куклы, она поправилась, стала прежней, она много думает и часто плачет.

Казалось, Дельфина Фаржо и в самом деле вновь обрела рассудок. Правда, она все время грустила, но была спокойной, ласковой, держалась непринужденно, ей позволяли делать все, что захочется, разрешали одной бродить по дому.

В тот день Дельфина собралась погулять в саду. Утром пришел врач и осмотрел ее, потом он долго беседовал с Даниэль.

— Дельфина абсолютно здорова, — сказал он, — настало время подумать, что будет с ней дальше — квартиру эту скоро опечатают, так как и профессор, и жена его умерли. Дельфина поправилась, вряд ли тот, кто возглавит лечебницу, позволит ей здесь остаться.

Даниэль беспомощно развела руками — она ничем не могла помочь Дельфине.

Тем временем сама Дельфина готовилась спуститься в сад; она и не думала о том, что скоро ей придется покинуть лечебницу. В присутствии посторонних она никогда не выказывала ни малейшего беспокойства и, только оставшись одна, вволю предавалась своему горю.

Лицо ее искажалось от грустных мыслей, душу переполняла печаль, из глаз лились слезы.