Пустота - [2]

И во сне я тоже был жалок. Плёлся за ней, глядя, как она играет со звёздами, словно с бабочками.

Время подъёма — 10 утра. Я без проблем мог бы поспать дольше, но не делаю этого. Надо чем-то заниматься. Я вспомнил про сон и решил найти стих про Полину, который написал в том же одиннадцатом классе. Выкинул из стола макулатуру, перерыл бумагу. Семинары, старые доклады, неудавшиеся рассказы, от которых воняет графоманией. А вот и стишок. Впрочем, от него пахнет не лучше.

У него даже было название — «Девочка с персиками». Как картина Серова. Ага.

Мне было скучно, небо пищало,

Точно сонливый, веселый щенок,

Скрипнула дверь,

Громко лампа упала,

Бриллиантом на шёлке всплывал потолок!

Ах, почему, почему же не спится мне уже третий час?

Деревце, звезды!

Мне грустно! Мне грустно!

Снился мне жуткий сон!

О том, что я стала немой проституткой,

Взобравшись на скользкий пилон!

Где же? Ну где же все-таки люди?

Ночью их нет, а что днём?

Почему все считают, что я — это блуд

И дурость в смешении с вином?

Боже, о Боже, ты слышишь, Ты слышишь?

Какой же ты, Боже, какой?

Мне снилось недавно — есть улица и лишь

На ней приведение с косой!

Ну почему, почему мне не страшно

Ночью такой одной?

Никто здесь не будет из них умиляться

Лживо моей красой!

Слёзы текут по прекрасной щеке,

украшенной только веснушками

Они — как и звезды галактик, бесед,

Стоящих за хрупкими кружками!

В эту щеку не один целовал

Меня… Только всё позабудется!

Я для него — не раскрытый журнал,

Не книга, а сочная курица!

Слёзы и песни…

И грустно мне так,

Что иду я ночью и плачу,

Засоряю одежду мусором слез —

Не хватит, чтоб выстирать, прачек…

Пляшут веснушки в зале лица,

И жалобы рвут мою душу.

Как же мала, и все не могу

Найти ту великую сушу!

Я плыву, я плыву, я плыву, я плыву,

Пополняя запас океана!

Я прочту, я прочту, я прочту, я прочту

Пепел мёртвых страниц Корана!

Схожу я к буддистам, схожу к православным,

Найду я, как жить, во что верить!

Я на границе огромного мира,

Которого мне и не склеить!

Я отыщу веру, правду, любовь,

Стану прекрасной, как лебедь!

Но…

Вы и тогда не поймёте меня,

Не пожалеете даже.

Скажете: «Пошлая, злая была

Странная, как Мальвина,

Долго жила, а потом умерла

Грустная девка Полина».

Внизу была подпись «Фёдор Кумарин». Ах да, со всеми этими рассказами я совсем забыл сказать, как меня зовут. Фёдор Кумарин — это и есть моё имя. Дерьмовое, правда? Что ж, как есть. Что ещё можно сказать обо мне? Учусь на втором курсе университета на самой бесполезной специальности во вселенной — журналистике. Разлагаюсь. Профессионально занимаюсь трусостью. Чувствую внутри пустоту.

Прочитав стих, я сложил всю вытащенную бумагу обратно в стол, скомкал стишок и выбросил в урну. Я думал, стих будет куда лучше. А оказалось, обыкновенное говно из тех лет.

Посмотрел на часы — 10:30. Я потратил слишком много времени зря. У меня ведь вообще-то есть план. Я должен жить по плану. Должен учиться.

Первым по расписанию, которое я сам себе выдумал, — история. Открываю книгу по истории средних веков. Читаю о времени, когда Византии не стало как государства. От захвата Константинополя крестоносцами в 1204-ом году крестоносцами до взятия его силами Никейской империи в 1261-ом. Именно тогда Византия была восстановлена. Правда, всего на двести лет. Потом она снова умерла. Она долго умирала. Потом еще и Османская империя долго умирала. Проклятый город царей.

Я тоже долго умираю. Только я не хочу. Зачем? У меня нет даже желания умереть. Нет страсти. Просто пустота. Чувство, когда ничего нет. Кроме тоски, разве что. Но и тоску определить трудно.

Я читаю, пытаясь игнорировать головную боль.

За окном гниёт мой город. Я гнию вместе с ним. Время проходит. На улице — метель. Она свистит, шепчет, словно рассказывая мне сказку. Где-то за горами, за лесами, были и герои, и Иваны, и богатыри, и Кощеи-бессмертные. Но это — далеко. А я здесь. Смотрю на то, как люди сидят в маленьких кирпичиках, в которых выдолблены квадратные окошечки.

Внизу, на улице, пилят деревья. Эти деревья, серые и обглоданные, всегда стояли здесь, сколько я себя помню. Теперь и они уходят с этого двора, с этой улицы. Но я остаюсь здесь. Не знаю, зачем. Может быть, и меня нигде нет. Я — просто сгусток пустоты. Сгусток болезни.

Они спиливают деревья. Деревья кричат. Я тоже хочу кричать, но не могу. Я спиливаю глазами буквы. Такие идеальные, добрые буквы, которые постоянно оказываются преданными. Буквы прыгают, они спорят с ветром, что ломится в окно. Сугробы пополняются снегом. Градусник застыл на минус тридцати. Деревья хотя бы перестанут мёрзнуть. Их мучение кончилось. Когда же кончится моё? Когда я перестану соприкасаться с реальностью?

Реальность. Как это страшно. Но, самое главное, почему никто этого не замечает? Почему никто не замечает, как машины близки к столкновению, как дома близки к падению, как люди близки к смерти? Они просто ходят, скрывая своё сумасшествие. Бред. Безумие. Одежда, понты, желание самоутвердиться, гордость, алкоголь, который не лечит болезнь, а только притупляет её на секунду. А потом — только хуже. Почему — только хуже? И кто поможет? Вроде мы все добрые, но почему некому нам помочь? Неужели давно настал конец света?