Пустота - [12]

Может, во снах.

Заканчиваю без какого-либо интереса. Выключаю порнуху. Тёлка с рыжими волосами искусственно хихикает. Ещё час шарюсь по ютубу, смотрю видео с блогерами, который жрут пожаренную рвоту, смотрят зацикленное видео по 10 часов, снимают обзоры на комиксы. Зачем мне это в три часа ночи? Не знаю. Может, чтобы попусту потратить время.

Придя в себя, отключаю ноутбук и ложусь в кровать. Сильно сжимаю глаза. Мне хочется спать. Я очень устал. Но я не сплю. Тело не даёт мне заснуть, оно сопротивляется. Ему нравится смотреть, как человечек внутри него сходит с ума.

На языке чувствую привкус крови. Разбитая губа снова кровоточит. Кровь — на подушке, на языке. Плевать.

В мозгу всплывают песни. Время мчится, словно черный легкоатлет по беговой дорожке. Скоро должно наступить утро. А я опять, снова, в который раз потею. Переваливаюсь с боку на бок, щелкаю семечки безумных мыслей. Беру ножницы, лежащие на столе. Хочу воткнуть их себе в живот. Но вовремя останавливаюсь. Кричу, бью кулаками запачканную в крови подушку. Но это не приносит удовлетворения. Нужна хотя бы боль. Настоящая, физическая боль. Я бью кулаками в бетонную стену. Кричу. Я потерял контроль над собой. Ночь победила меня. Когда я понимаю это, то обычно прекращаю, останавливаюсь, дышу этим бетонным, холодным, пыльным воздухом. Надо признать своё поражение и тут же успокоиться. Я не позволю ей себя насиловать.

Казанки стёрты в кровь. Я беру стакан воды, что каждую ночь стоит на столе у моей кровати, и выливаю его на себя, чтобы охладиться.

Теперь постель мокрая. Я — весь мокрый, ничтожный, разбитый. Сижу, стыжусь себя и пытаюсь забыть, кем являюсь на самом деле.

В комнату входит мама.

— Что с тобой? — спрашивает она, уставшая, потрёпанная сном.

В её замутнённых глазах стоит ужас.

— Что с тобой? — повторяет она. — У тебя снова бессонница?

— Да. — говорю я.

Если отвечать честно, она быстрее уйдёт спать.

Я не хочу задерживать маму. Ей завтра с утра нужно вставать на работу, а тут я со своими проблемами. Со своим сумасшествием. Боже, я просто калечу её, заставляю её нервничать.

— И зачем ты бил кулаками стену? — спрашивает она.

— Прости. Сорвался.

— Умойся святой водой, — посоветовала она мне. — Станет легче. Это все черти в тебе.

Я повинуюсь. Иду и выливаю на себя воду. «Прости меня, Господи!». И как я смею такое говорить?

Иду на кухню. Беру бутылку пива и дешёвые чипсы. Скоро от этой смеси начинаешь чувствовать тошноту. С пальцами, на которые бессовестно налипли крошки, с привкусом пива на языке, ложишься в постель. Но она выплёвывает тебя, словно попавшую в рот муху.

Тьпфу!

Иду и снова умываюсь, глядя в зеркало на свои прыщи, царапины, синяки. Какая гадость этот ваш Фёдор Кумарин! Но я уже спокоен. Ночь дала мне безразличие. В край обессиленный, ложусь в постель. И сон, наконец, отсекает мне голову своим хорошо заточенным топором.

— Привет, — сказала склонившаяся над моей могилой фигуристка, красиво улыбнувшись, — Ты так зачарованно смотрел на меня… Я всё думала, когда ты подойдёшь и познакомишься. Но ты так и не решился. Подумал, что поедать себя проще.

— Это лучше, чем подавиться и задохнуться… — промолвил я.

— Я же не кость, чтобы мною давиться, — усмехнулась она. — Я — нежное, сочное белое мясо. Вижу, как ты смотришь на мои ноги. Хочешь, чтобы я потопталась по тебе? По твоему животу, лицу…

— На коньках?

Она повертела головой, точно какая-то птичка.

Сьють-сюить…

— Дурашка, — чирикнула фигуристка, — ну конечно да. Самые лучшие девочки ходят по мужчинам на коньках, а потом пьют жидкость из их ран… Кровь мужчины — как гранатовый сок… Такой же сладкий. А мой сок вот тут, — она показала на свой рот. — Хочешь попробовать?

— Хочу, но… — испуганно сказал я.

— Но боишься, — угадала она. — Сегодня я тоже ехала в метро с парнем… Это был ты. Ты всю поездку глазел на меня. В метро была толпа, и на мгновение я оказалась прижатой к тебе. Попой я почувствовала твой член. Он так напрягся. Пытался разорвать джинсы, но ему это не удавалось. Я улыбнулась и вышла из вагона, а ты продолжил ехать дальше. И ты ведь даже слова мне не сказал, не попытался познакомиться. Хотя так, как на меня, у тебя ни на кого ни раз не стояло. Вот же трус.

— Что за мерзости… — произнёс я. — Я никогда не ездил в метро. В моём городе его нет. Так что это был другой человек.

— Точно?! — закричала она. — А может, это был ты? Может, все эти люди с трясущимися ручками, в панамках и сандаликах, сороколетние ничтожества, одиночки, психи — это всё ты… Ты испугался меня? Ты боишься даже красоты… Ложись на землю, я перережу тебе горло. Но перед этим ты успеешь почувствовать запах моих потных, уставших ног! Ты успеешь насладиться! Ложись, малыш! Или ты опять боишься? Боишься сделать мне больно, даже когда я убиваю тебя.

— Не боюсь! — твёрдо сказал я и лег на пол.

Она наступила на моё горло своей блистательной, длинной ножкой, и я почувствовал этот сладкий, шепчущий, живой запах, в котором отражалась красота, закованная в мясо. За этот запах можно было бы и умереть.

Так и случилось. Фигуристка наступила на мою шею. Я не двигался. Она давила всё сильнее и сильнее, не спуская улыбку с лица. И я почувствовал, как что-то лопнуло, и изо рта пошла вязкая, горячая кровь… «Пусть её будет больше, — подумал я. — Пусть моя красотка напьётся».