Пустота - [3]

Анна, понятия не имея, что на это ответить, сердито уставилась в окно. Спустя мгновение он произнес таким тоном, словно заговаривает с ней впервые:

– Мне на следующий поезд надо. Вы не будете так добры мне помочь?

– Нет, – сказала Анна, собирая вещи, – не буду.

Когда она вернулась, уже почти стемнело. Марни оставила на телефоне раздраженные сообщения:

– Анна, возьми трубку. Я за тебя правда очень переживаю. Ты не впервые уже такое вытворяешь.

Анна сделала себе омлет и, не садясь, поела на кухне, одновременно обдумывая, что сказать Марни. Последние отблески дневного света таяли в небе. Кот Джеймс прыгнул на стойку и заурчал. С отсутствующе-виноватым видом Анна выдала ему больше омлета, чем намеревалась.

– Я забыла, куда иду, – тупо повторяла она в пространство. – Марни, я просто забыла.

Потом, как ей показалось, у беседки начали мерцать огоньки. Садовую изгородь накрыл туман, просочился меж яблонь. Трава промокла от росы. Все вокруг резко запахло самим собой, не исключая кота, который, восстановив поколебленную было веру в справедливость судьбы, побежал перед Анной, подняв хвост торчком, но вскоре, найдя что-то интересное у ограды, утянулся туда. Анна открыла дверь беседки. Во мраке громоздился хлам: два кожаных кресла, старый велосипед Марни марки «Pashley», чей-то индийский ковер. Согнувшись у окна, Анна откопала картонный ящик, из которого вывалились орнаментированные подставки, фоторамки, обломки фарфора и куски шелка, записи на шеллаковых пластинках – семейные реликвии Тима, восходящие к 1920-м; весь этот скарб Анна так и не собралась расчистить после его смерти. С каждым поколением, подумалось ей, вокруг накапливается все больше аллювиальных наносов: по ящикам и буфетам, в шкафах и музыкальных автоматах, секондах и таких вот местах.

«Титан, – говорил Майкл, смыкая ее руки над внешним жестким диском. – Сейчас этот металл популярен». Много лет назад она пообещала вернуть диск его коллеге в Южном Лондоне. Она помнила имя – Брайан Тэйт, помнила, как выглядит его дом, но не помнила, где это место. Если увидит, то узнает. В последний раз, как Анна там побывала, случилось или могло случиться что-то страшное. «И мы туда не возвращались, – сказала она себе. – Я в этом уверена. Было слишком страшно».

2 Товары длительного пользования

Мокрым, как штаны от мочи, вечером брокер, по имени Тони Рено, брел по Туполев-авеню в сторону некорпоративного космопорта города Саудади, откуда вел малый, но успешный бизнес.

Тони дождь не мешал. Впрочем, он в любой момент мог поднять ворот рабочей куртки от Сэди Барнэм или, если бы ему надоело наслаждаться ощущениями, сесть в рикшу. Посмотрев между зданиями, он заметил разрывы в облачности: там, на участках ясного влажного неба, проглядывал Тракт Кефаучи. Через полчаса дождь перестал, улицы быстро высохли на прибрежном ветру. Тони продолжал наслаждаться погодой. Наслаждаться он умел чем угодно, хотя бы и Монами, которые, смеясь, бежали мимо него по Туполев-авеню в бар «Кошачье танго» в своих коротких меховых шубках, на высоких каблуках излюбленной Монами неудобной обуви. В ту пору, когда Тони довелось жить, люди считали, что на свете нет ничего старого и ничего нового, но лишь вечный круговорот ощущений между прошлым и будущим.

На перекрестке Туполев и Девятой авеню он остановился переждать уличное движение, и в этот момент его вызвала со склада женщина по имени Энка Меркьюри, которая ошивалась на Пляже еще задолго до рождения Тони. Связь была скверная, голос Энки звучал так, словно снабженка звонила из космоса.

– Хабар, который тебе нужен, в порту, – сказала Энка.

– Это хорошо, Энка.

– Че, правда, что ли? – уточнила она. – Эта херня со мной заговорила, Тони.

Тони рассмеялся:

– И что она тебе сказала?

– Держи язык за зубами, чучело. Надеюсь, ты знаешь, во что ввязался.

– Да ну? – отозвался Тони. – Тогда расскажи.

Тони Рено на первый взгляд казался непримечательным тридцатилетним хипстером с подружкой из менеджеров среднего звена, слишком молодым для собственного бизнеса, без важных связей. Пять процентов за услуги помогли ему обзавестись отреставрированным таунхаусом на Магеллановой Лестнице и качественной выкройкой по совету знакомого из «Prêter Cur»[3]. В то время – как впоследствии выяснилось, на пике своей жизни – он разруливал грузоперевозки по всему Пляжу, извлекая существенную прибыль из межпланетных налоговых градиентов: те были круты, сложны и непредсказуемо изменчивы, отчего у Тони развилась неизбежная бессонница. Когда Тони не работал, то вместе со своей девушкой заваливался в бак – привычка приятная, но контролируемая; сценарий под названием «Медный подсвечник» был популярен у таких, как они, по всему Саудади.

– Провалиться мне на этом месте, – сказала Энка, – чтоб я хоть раз такую хрень видела. Ты не думаешь, что…

В этот момент вызов прервался.

– Перезвони, если нужно будет, – произнес Тони Рено в пространство на случай, если снабженка его еще слышит. – Я к десяти подойду.

Тони редко осматривал товары. Живые грузы с Аренды Перкинса или Петербурга, чужацкие произведения искусства с Порт-Ферри, завербованные культивары в анабиозе с Силикон-Нью-Тёрк – все они казались ему одинаковыми. Но ему стало интересно, что это за штука заставила разнервничаться Энку Меркьюри, бабу, которая все на свете повидала, поэтому он сел в рикшу. Рикша пронеслась по Кобейн с Тони на закорках, свернула направо, транслируя обтекавшую пассажира музыку и рекламу, что порхала вокруг пастельно-неоновыми расфокусированными мошками. Дождь прекратился, но Тони казалось, что дорога еще залита водой.