Пустота - [101]

– Ребята, придется снова! – поддразнила она агентов, занятых допросом.

Она дождалась, пока уйдет, и ступила в камеру.

– Привет, – сказала она, – меня зовут Перлант…

Они озадаченно уставились на нее, разинув рты.

Южное полушарие Нью-Венуспорта. Она проследила себя до бывших цирковых владений, где пустые мотели блестели под дождиком на прибрежном ветру. Спешить было некуда, но, услышав, как ранняя версия ее самой кричит, как заполошная чайка: «Стоять!» – она поняла, что время настало. Выскочить из песка. Потянуться к стволу мозга и допированным белковым сетям. Сжать. Отступить. Пусть Kv12.2 сделает свою работу: каскадами распространяются по коре микроприпадки, автономные функции одна за одной отключаются. Она хотела обездвижить себя саму на достаточное для разговора время.

– Послушай, малышка, ну послушай же меня: не прыгай!

Она пыталась привлечь собственное внимание, но вместо этого лишь запустила встроенную в ЗВК предосторожности ради процедуру отключения; утром об этом кому-то придется чертовски пожалеть.

И куда ни кинь, всюду клин…

Тони Рено задохнулся от неожиданности, разом вспотев, когда она явилась перед ним: Тони считал себя последним словом техники, но ему доказали, что он ошибается. Бедный портняжка Джордж в крошечном ателье, привлеченный и в то же время устрашенный генно-инженерными кайромонами ее пота, наконец превозмог опаску, благодарно схватил ее за сиськи и тут же пал мертвым к ее ногам в темноте. Всего парой недель раньше из подмышки Энки Меркьюри вывалился лоскут плоти цвета грязного хлопкового волокна. Ассистентке с ними не повезло, да и с собой, в общем-то, не больше. Она присутствовала в своем прошлом, она там по-настоящему оказалась. Но как стратегия коммуникации… проку никакого, не с такой, как она. Она просто не была для такой задачи приспособлена. Никто не понимал, что она просто пытается с ними заговорить, что ей и вправду есть о чем с ними поговорить. Она не могла сдержать гнева на тех, кто ее такой сделал, на Гейнса, который с ней такое сотворил, на себя саму. Жертвы, в свою очередь, не могли сдержать страха. Ядовитая смесь. Ассистентка несла лишь пожизненную фрустрацию искусственного существа этим обмякшим телам, что после засады, тщательной, по-кошачьи ловкой, но безмысленной, оставались качаться, расчлененные и выпотрошенные, на хаотических и все же перекроенных пространственно-временных течениях VF14/2b. Она пыталась всех в своем прошлом предостеречь от того, что приближалось, но результатом этих действий стала лишь кучка трупов да карманы зернистого темно-голубого воздуха, где тени падали под неправильными углами, потому что обычная физика там не работала. Она добилась лишь того, что стала объектом собственного расследования, тайной, которую ей не суждено было разгадать.

Пересекаясь сама с собой в Южном полушарии НВ, в постиндустриальном имении Мамбо-Рэй на Фунен, на лестнице эвакуационного выхода в управлении Полиции Зоны на перекрестке Юнимент и По, где вниз по лестничному колодцу струился ослепительный, как на иконе с Древней Земли, свет, – чего она добилась? Ничего. Оказалось, что она и самой-то себя не любит. Они не поладили. Они слишком похожи стали. Они слишком удивлялись скорости и идеальной отточенности движений друг дружки, чтобы не реагировать неправильно. Они до чертиков достали друг друга упрямым желанием поговорить. В Нью-Венуспорте она эту суку, другую, как следует отметелила. Позже, стоя над трупом бедняги Джорджа, та задумается, не слишком ли далеко зашла. Она вспомнит, как в лучшие денечки спрашивала его:

– А правда, что такие, как я, убивают слишком легко?

Он мне в мозгах покопался и навел порядок. Так нежно. Я просто растаяла. После этого убивать себя стало легко: известная недомысль, зубная паста в углу рта, отражения в фальшмраморном полу. Но когда ты оставляешь в стороне собственную точку зрения, мир вокруг быстро декогерентизируется и понять его становится невозможно: ты ничего этим не добьешься. Вывеска лавки бытовой химии: Ф. А. Стрэйндж. Это все очень странно[122], Ф. А., спору нет. «Я не смог, – говорил Майкл. – С какой стати тебе?..» Я сказала: «А с какой стати у тебя должно было получиться?..»

Раннюю версию Анны привлекло к беседке тепло, которое было ее собственным. То был жар ее гнева. Она приблизилась к собственной поверхности. Ее внимание привлечь оказалось проще. Однако интерференция проявляла себя неожиданно сильно…

Лето. Ночь. Близится буря. Дом Уотерменов в долине у реки выглядит так же, как на архитектурном рисунке, устойчивый к прихотям погоды, но там жарко и дышать нечем. Странный одинокий день. Анна Уотермен смотрит на свои руки. Зовет кота:

– Джеймс, ах ты старый дуралей!

В девять звонит телефон. Когда Анна поднимает трубку, ожидая услышать свою дочку Марни, на другом конце молчат. Но, уже кладя трубку, она слышит далекий царапающий звук электронных помех, и чей-то голос кричит:

– Не ходи туда! Не ходи в беседку!

Спустя полчаса беседку охватило пламя, и она увидела саму себя – трудноопределимого возраста, платье с цветочным рисунком в стиле 1930-х, бежит навстречу от безмолвного пожарища. На лице написан ужас.