Пустошь - [2]

– У них есть еда – я видела, как они вносят ее в дом. Вода, наверное, тоже.

Я действительно наблюдала, как пожилой мужчина волочит набитые едой мешки для мусора по растрескавшемуся асфальту и заносит их в здание суда. Когда же это было?.. два или три дня назад?.. Не могу вспомнить.

– Слишком рискованно. Наверняка не мы одни считаем новых жильцов легкой добычей. Могу поспорить, в эту самую минуту людоеды тоже готовят на них нападение.

– А ты разве не любишь рисковать? – игриво спрашиваю я, запуская руки в задние карманы его штанов.

Я поднимаю взгляд на Итана, и он заправляет мне за ухо непослушную прядь.

– Они только что ушли. В здании никого нет. Когда еще представится такой случай?

Я высвобождаюсь из его объятий и теперь стою, склонив голову набок, в ожидании ответа.

Итан задумчиво смотрит на крылатого льва, украшающего здание суда у меня за спиной. Наконец уголки его губ приподнимаются, и он произносит:

– Итак, только ты и я. Этакий мини-квест.

Вечно Итан придумывает набегам разные нелепые названия: квесты, мини-приключения, экскурсии. Джереми с Эйприл ничего ему не говорят, а мне и хочется его одернуть, и не хватает духу. Но если уж брать кого-нибудь с собой, то только Итана. Проворства и силы ему не занимать.

От голода у меня сводит живот, и я подумываю, не спуститься ли в подвал на лифте. Хотя в тюрьме есть электричество – большая редкость по нынешним временам, – мы им не пользуемся. Ничто так не привлекает людоедов, как ярко освещенное здание.

– Давно они ушли? – спрашивает Итан, пролезая в люк.

Он легко спрыгивает вниз и поднимает взгляд на меня. Я спускаюсь по приставной лестнице, цепляясь за скользкие металлические перекладины. Когда дохожу до нижней ступеньки, Итан подхватывает меня под мышки и ставит на пол.

– Минут пятнадцать назад.

– Ты уверена, что у них есть еда?

Я бросаю на него негодующий взгляд, потом беру со стула рюкзак и продеваю руки в лямки.

– Разве я когда-нибудь ошибаюсь?

Итан несколько раз смаргивает, потом кивает и начинает спускаться по лестнице. Я иду следом, стараясь не обращать внимания на урчащие звуки в животе, которые гулко отдаются от металла и бетона.

На первом этаже окон нет, поэтому приходится включить карманные фонарики. Думаю, до того как Нашвиллу пришел конец, эту часть тюрьмы использовали для предварительного заключения. По обеим сторонам коридора тянутся ряды таких же крошечных камер со стальными дверями, как на верхних этажах. Отличие в одном: здесь есть окошки из пуленепробиваемого стекла, на которых выцарапаны ругательства, числа и изображения разных частей тела. Итан однажды сказал, что заключенным, наверное, неприятно было наблюдать, как их товарищей сажают под замок. Я тогда ничего не ответила.

Проход заканчивается дверью, дальше тянется другой коридор. Ненавижу туда ходить: там пахнет помоями, плесенью и еще чем-то, слишком похожим на разлагающийся труп. Зато этот коридор ведет прямо в подвал суда. Сейчас бы натянуть воротник футболки на нос, чтобы чувствовать только запах жесткого мыла и пота и не задохнуться от вони. Но я лишь плотно сжимаю губы и молюсь, чтобы меня не вырвало.

– Извини за тот вечер, – говорит Итан.

Он тоже не закрывает нос, но его лицо остается совершенно невозмутимым. Неужели он не чувствует запаха? Или просто привык?

– Вернее, за свои слова.

– Да все в порядке.

Несколько дней назад я вернулась после набега, обгоревшая на солнце и такая усталая, что не могла ни двигаться, ни говорить. Итан отругал меня за то, что я совсем не слежу за своим здоровьем. Мне хотелось одного – свернуться калачиком на плоском зеленом матрасе в безопасной комнате и отдохнуть, а вместо этого я почти полчаса выясняла с ним отношения. Его забота обо мне одновременно трогала и раздражала. Как же я могу следить за здоровьем, когда у нас столько дел?

– Просто меня бесит, что приходится жить вот так.

Итан редко выказывает раздражение. Он легко смирился с тем, что произошло три года назад, и всегда сосредоточен на настоящем – на выживании. Думаю, это меня в нем и притягивает. Я беру его за руку, и наши пальцы переплетаются.

– Спасибо… за все, что ты для меня делаешь, – говорю я и сжимаю его руку.

Он выдыхает, сдувая с лица непослушную прядь.

– Я на все готов, лишь бы здесь остаться. Ты особенная – я таких никогда не встречал.

Сердце у меня подпрыгивает, словно хочет выскочить из груди. Что он имеет в виду? Неужели он помнит что-то о своем прошлом? Надо бы расспросить Итана, но вместо этого я останавливаюсь и обвиваю его шею руками. Он наклоняет голову, и наши губы встречаются.

– Ты тоже, – произношу я.

Мы останавливаемся перед металлической дверью, ведущей в подвал здания суда. Пока Итан вытаскивает из кармана ключ, я украдкой бросаю на него взгляд: он улыбается. Возможно, от моих слов у него стало легче на душе.

Итан засовывает ключ обратно в карман и достает нож из ножен.

– Ну что, ты идешь? – спрашивает он, делая несколько шагов в непроницаемую тьму подвала. Итан направляет луч фонарика прямо мне в лицо, и я сощуриваюсь.

«Нет, – думаю я. – Нужно вернуться. Он прав: это слишком опасно».

Однако почему-то киваю, протягиваю Итану руку, и он увлекает меня за собой.