Пустенье - [3]

он испытывал какое-то странное наслаждение, которое притупляло душевные муки. В глазах замелькали вспышки света и тьмы, накладываясь на опостылевший интерьер комнаты.

«Азйа! Где ты, доченька? Мне плохо без тебя!»

Чох уже знал, что он будет делать после того, как выполнит возложен­ную на него миссию отмщения. Сначала он убьет всех, кто был связан с этим последним тайшином, затем он прикончит его самого, а потом он вер­нется к своей матери и убьет и ее. Это будет последним шагом к его свобо­де, его и его дочери. А потом они с Азией уедут далеко-далеко, так далеко, что никто из людей даже поверить не сможет в само существование подо­бных мест. Уже скоро. Это произойдет очень скоро.

«Ты слышишь меня? – злобно прошептал Чох, проведя липкими рука­ми по лицу, оставляя на нем кровавые следы, наподобие боевой раскраски индейца, вышедшего на тропу войны. – Скоро! Я уже иду. Молись своим убогим богам, я и их убью. Убью. Никто не сможет меня остановить…»

В тесном пространстве обшарпанных стен возник и забился рикоше­том хриплый торжествующий смех, похожий на рык и на стон одновре­менно. Он бы непременно напугал соседей Чоха, но они уже привыкли к подобным звукам, списывая их на выходку нелюдимого придурка-алкаша, впавшего, по всей видимости, в очередной запой или в его крайнюю фазу – приступ белой горячки, наполненной бредовыми видениями и образами.

***

ЗАПИСИ В ДНЕВНИКЕ

Максим Ковров – 29 лет.

«19.04.00 г.

Прошлое… Как ускользающие обрывки яркого сна. Как клочья тума­на, тающего поутру. Если бы не эти записи в дневнике, я уже не смог бы отличить иллюзию и явь, перемешавшиеся за моей спиной в зыбкий и текучий узор. Время обучения стерлось из моей памяти, став похожим на одну из тех сказок, которыми наше сознание украшает нашу личную исто­рию. Было ли это на самом деле? Мой разум говорит, что нет, мое тело уве­ряет меня в обратном. В любом случае я опять погружаюсь в то отврати­тельное состояние, когда тело и разум вступают в опустошительный кон­фликт, разрушающий меня день за днем. Из всего, что осталось у меня от прошлого, – это мои записи и мои воспоминания. Тайшины ушли, и я цеп­ляюсь за воспоминания о них с отчаянием человека, обреченного на одиночество.

Когда я жил в Барнауле, я почти ежедневно ездил на обгоревшие остатки Темной Усадьбы. Но именно это зрелище скорее всего и надломи­ло меня. Я наконец с предельной очевидностью понял, что остался один. Один во враждебном для меня мире. Я вспомнил слова Айрука: «Как левая рука может напасть на правую? Как дерево может испытывать враж­ду по отношению к своей ветви? Мир враждебен только для того, кто изо­лировал себя от него, кто вступил с ним в изнурительную битву, в которой не бывает победителей». Это воспоминание добило меня окончательно. Я понял, что замкнулся в непроницаемую сферу, отгородившую меня от окружающего плотным непроницаемым пологом. Мне хотелось спрятать­ся в спасительной внутренней Пустоте, сжаться в комок, закрыть глаза. Возможно, именно эта слабость и спасла меня от срыва: я ушел глубоко внутрь своего существа, в мерцающую Пустоту, растекшуюся гигантским аморфным океаном на дне моего утратившего свои границы Я. Там я обна­ружил нечто, заставившее меня испугаться и обрадоваться одновременно. Я нашел там сумерки, остудившие мое отчаяние и скрасившие боль оди­ночества. Но в них было также и что-то устрашающее. Какая-то темная сторона, скрывающая в себе причину всех моих страхов…»

«23.04.00 г.

Я решил покинуть Барнаул и сменить среду обитания. Мне необходи­мы встряска, новые впечатления, новый круг знакомств, новое жилье. Вчера позвонил Авилов из Новосибирска и сообщил хорошую новость: его рекомендации были приняты, моя кандидатура уже одобрена и меня ждут со дня на день. Крупная торгово-промышленная компания, отличная зарплата, свободный график работы и полная независимость в принятии решений. Завтра выезжаю в Новосибирск».

***

Новосибирск

Обжигающе горячий воздух не видимой глазу лавиной хлынул с крыш города вниз, на людные улицы, удушающе плотным маревом, встречая на своем пути лишь слабое сопротивление окон, охлажденных прохладой, создаваемой кондиционерами. Тяжелое июньское пекло безраздельно господствовало в Новосибир­ске уже четвертые сутки, навевая горожанам неуловимую ностальгию по майской свежести или даже по апрельскому легкому холодку.

– Опять сегодня будет жара, – генеральный директор торгово-промышленной компании «СИУС» Евгений Алексеевич Воронцов раздра­женно вытянул из-под воротника сорочки надоевший галстук и, вернув­шись к своему столу, взял с гладкой полированной поверхности миниа­тюрный пенал пульта дистанционного управления системой «климат-контроля». Через несколько секунд в кабинет хлынул прохладный воздух, а на окна неслышно опустились затемненные светофильтры. В помещении возник приятный, овеваемый свежестью полумрак.

Максим деликатно кивнул, соглашаясь не то с раздражающим клима­тическим фактом, не то с метаморфозами, произошедшими в кабинете. Он сидел в мягком кожаном кресле, расположенном напротив кресла генди­ректора, и ждал продолжения разговора, инициатором которого был Воронцов. Максим уже два месяца работал в «СИУСе» и уже был готов поделиться со своим шефом первыми результатами своих исследований. Формально он был приглашен в фирму для создания корпоративной мис­сии организации, но на самом деле спектр выполняемых им функций ока­зался более широким. Воронцову рекомендовали его как высококлассного специалиста по информационно-психологической безопасности. И хотя само определение подобных изысканий было несколько расплывчатым и туманным, Воронцов четко обозначил ему векторы желаемого результата: сведение к минимуму любой утечки стратегической информации «СИУСа», поиск и нейтрализация деструктивных элементов в коллективе и замена их на более надежные и функциональные, создание корпоратив­ной культуры, позволяющей объединить воедино первые два пункта. Мак­сим окунулся в работу с каким-то необъяснимым чувством наслаждения. Это не было похоже на бегство от себя, наоборот, это было великолепной возможностью опробовать свои силы, пробудить себя к действию, развер­нуть вовне крылья своего обостренного восприятия. Работая, он чувство­вал себя демиургом, видоизменяющим огромную, отлаженную годами тор­говую империю. Его не заботил результат как финансовый или имидже­вый фактор. Он чувствовал, что от его успеха будет зависеть не только его дальнейшая адаптация в социуме, но скорее его уверенность в собствен­ных силах, ощущение того, что он жив и многое может сделать. И поэтому его деятельность в «СИУСе» больше напоминала не методичное и взве­шенное исследование, а стремительное движение вперед набравшего ско­рость локомотива, когда обострены до предела все инстинкты и решения принимаются мгновенно и бесповоротно.