Спускаясь тропой, он ещё раз бросил взгляд на красноватое здание школы, представил высокую сутулую фигуру Ивана Кузьмича, его хмурые очки и вздохнул. Всё хорошо в школе, а с Иваном Кузьмичом не лады. Не жалует Ломоносова, и всё! Чуть что - помалкивай! Чуть что - нескромно! А за что? Что Ломоносов, что ли?!
Да и ему, правда, Иван Кузьмич не очень-то по душе. Скучновато с ним.
А вот Капуста Ивановна - это да! Хоть и жена Ивану Кузьмичу, а дело-то совсем другое! С ней учение - одно удовольствие и веселье! Во живая! Одно движение. И капусту свою как-то весело любит. На природоведении только и слышишь: редиска - чудо, морковь-чудо. А уж капуста - чудо так чудо! Та японская, та китайская, та американская! И сама Варвара Ивановна что капуста. Так сама и сказала: «Ну и раздалась я, как капуста!»
Капуста-то капуста, а вертится - дай бог! Небось вернётся сейчас из отпуска, ещё семян с выставки привезёт!
Алексей вздохнул: так соскучился! Уехала-то в отпуск надолго: три года никуда не ездила. Тут хоть до декабря гуляй. Да не утерпит, нет! Без школы Варвара Ивановна ни за что не утерпит! Вернётся!
С ней - и в поход и на экскурсию. Он вспомнил, как они ходили - Иван Кузьмич не ходил, а они с Варварой Ивановной ходили - через перевал к голубому-голубому заливу. Вот это залив! И медузы в воде, и осьминоги. А волн-то, а горизонта!
Уж там он точно решил, что пойдёт в мореходку. А цветов! И пальмы там сохранились с древних времён, и бабочки!
Да, Капуста - это дело! Ещё обещала сходить с ними к древнему вулкану да к озеру, где лотосы.
Приезжала бы уже, что ли!
Ломоносов вышел из рощи, пробежав ложбинку, поднялся на бугор и снова увидел впереди школу, за которой, выпуская пар, маневрировал старенький паровоз, справа от холма - заставу и дорогу с пылящей на ней машиной. А над всем этим мягкими волнами поднимались до неба цветные сопки. И та, за которой плескался чудо-залив, и та, за какой жили дядьки, и та, от которой начиналась долгая - на тысячи вёрст - граница. Багрянцем вспыхивали на них жаркие клёны, коричневым золотом отливали на скалах крепыши-дубки, а наверху вперемежку с диким виноградом и духовитым - ох и духовитым! - лимонником стояли зелёные ели, между которыми ещё пробегали нитями и лёгкими веретёнцами алые облачка тумана.
Алексей приметил, как по тропе к заставе спускались трое пограничников с собакой, подумал: «Наверное, опять задержали Мишу»,-и хотел идти дальше, но оглянулся и ахнул: под ногами-то что! Ягод понасыпало! А грибов-то! Шляпки - чистый бархат! Он присел под бугром у лепечущего родничка, бросил в рот одну-другую запоздалые земляничины, потом, тихонько обмакнув в воду ладони, отёр лицо и улыбнулся. Родничок-то кстати: на совхозной дороге родника нет, а здесь посреди пути в самую сласть!
Тут неподалёку что-то всхрюкнуло, зашуршало. Ломоносов привстал, хрюкнул в ответ громче - это что-то бросилось в сторону, и Алёша пошёл уже засохшим болотцем, раздвигая локтями и с хрустом притаптывая сапогами подсохший тростник.
Недалеко от дороги он услышал, как возле школы остановилась машина, отдышавшись, подумал: «Чего бы это?» - заторопился. Но, выглянув, увидел только встревоженного Ивана Кузьмича да Витьку Мышойкина. Вот и всё!
А фокусов никаких не было!
Иван Кузьмич задавал корм сердито стучавшим копытцами полосатым поросятам, а Мышойкин-младший, не вставая с крыльца, спрашивал Ломоносова:
- И что, так от самого санатория напрямик и шёл?
- А то,-спокойно сказал Ломоносов, вытряхивая из рыжего чуба паутину,-чё такого-то?
- И никого не встретил?
- Ну, землянику встретил!
- Так уж и землянику!
- И грибы! - весомо добавил Ломоносов.
- А так кого? - испытующе, даже с лёгкой завистью спросил Мышойкин.
- Кабаны шурхали, так я шумнул - они и разбежались!
- Здоровые? - Остренькое лицо Мышойкина совсем заострилось.
- По следам, может, и здоровые…
- И всё?
- И всё. Нарушителей не было! - рассмеялся Ломоносов и мотнул головой: - Ну, пошли в школу?!
- Рано.- Мышойкин с ленцой откинулся назад.-Я ещё не ел.
- А что так?
- Отец картошки не нажарил.
- Во даёт! - Ломоносов широко открыл глаза.-Отец, учитель, будет ему картошку жарить, а он на припечке сидеть! Во даёт!
- А что такого? - обиженно удивился Витька.
- Да сам почистил бы и отца накормил! - сказал Алёша.
Он, бывало, не раз свою маму порадовать старался. И вдруг спохватился:
- А чего начальник отряда приезжал?
- А что?
- Голову мылить? Из-за кота?
- Нет! - сказал, загораясь, Мышойкин.- Не угадаешь! - и, усмехнувшись, обнажил два острых, как у бельчонка, резца.
- Ну не медаль же тебе вручать,-сказал весело Ломоносов и засмеялся: - Кабы ты картошки сам начистил да пожарил - тогда другое дело, может, и вручил бы.
- Вожатого нам обещал! - почти выкрикнул Мышойкин.
Глаза Ломоносова зазолотились:
- Ну да?!
- Точно! Так и сказал отцу: «Честное пионерское!»
- Вот это дело,-улыбнулся Алёша.-А вожатую или вожатого?
- Пограничного вожатого! - сказал Мышойкин. Но уточнил: - Правда, просить у пограничников надо!
Ломоносов рассмеялся.
- Ты чего? - спросил Витька.
- А ведь без кота тут, наверное, не обошлось! - подумал вслух Алёша.
