Пусковой объект - [35]

Однако надежная работа натриевых насосов — это еще не полная гарантия безопасности. В проблеме охлаждения реактора есть еще целый ряд аспектов. В частности, повышенные требования предъявляются к чистоте жидкого натрия. Наличие в нем примесей и окислов может привести к зашлакованию узких зазоров между ТВЭЛами и ухудшению теплосъема, хотя бы и в локальном объеме активной зоны. А это, в свою очередь, чревато опасностью расплавления топлива. Конечно, на реакторе БН-350 предусмотрено несколько защитных кассет из материалов, эффективно поглощающих нейтроны. Эти „кассеты защиты” в аварийных случаях могут быть за считанные доли секунды сброшены внутрь активной зоны для прекращения цепной реакции. Однако эта помощь при сильном объемном оплавлении топлива может оказаться запоздалой и неэффективной. Примерно такая авария и произошла в 1964 году на полупромышленном американском реакторе „Энрико Ферми” вскоре после его пуска. Оплавилась почти вся активная зона. Оборудование и конструкции этого реактора после аварии в течение года демонтировали, резали и хоронили в могильниках. Хорошо, что обошлось без взрыва. Вскоре после этой аварии американцы отказались от своей долгосрочной программы строительства быстрых реакторов. А ведь „Энрико Ферми” — детская игрушка по сравнению с БН-350…

В конце августа 1972 года, за несколько месяцев до пуска БН-350, когда система охлаждения была готова к заполнению натрием, прочищена, промыта специальными жидкими составами, высушена и вакуумирована, произошло непредвиденное. При испытании одного из насосов обнаружилась утечка масла в одном из узлов. Анализ аварии показал, что около 10 килограмм масла могли через петлевой трубопровод попасть непосредственно в корпус реактора. Эта посторонняя примесь могла бы стать причиной аварии уже при первом пуске реактора. Когда об этом сообщили по телефону Лейпунскому, он был страшно расстроен. Александр Ильич в 1964 году был в Америке и своими глазами видел поверженный „Энрико Ферми”. Что теперь делать? Весь первый контур уже смонтирован. Реактор герметично закрыт поворотными пробками. Каким образом попасть внутрь реактора и вычистить эту паршивую лужу масла на самом дне? Этого Лейпунский не знал.

21

Оперативное совещание началось вечером по окончании рабочего дня. В нем принимали участие руководители механомонтажа, наладчики из горьковского ОКБМ и — в связи со специфичностью обсуждаемого вопроса — начальник отдела техники безопасности.

Тимофеев был хмур и озлоблен. Сказывалась невероятная физическая и нервная нагрузка. Василенко — внешне спокоен, но молчалив и удручен. Обстановка — тише и серьезнее, чем на обычных оперативках с шуточками и матерком. Обсуждался один-единственный вопрос: что делать с вероятной утечкой масла в корпус реактора? Как с минимальными демонтажными работами попасть внутрь корпуса?

Техническое решение было принято к полуночи. Остановились на „вскрытии” трубопровода одной из „петель” первого контура примерно в 30 метрах от реактора. Диаметр трубы (около 60 сантиметров) допускал возможность проникновения в него человека с небольшими габаритами. Это было опасно из-за сравнительно длинного участка и наличия двух поворотов трассы, однако ничего лучшего придумать не смогли. Начальник отдела ТБ настоял на специальном обсуждении мер безопасности в случае потери сознания „кандидатом X” во время проведения операции. В центральном зале над трассой было решено поставить аварийную бригаду монтажников, укомплектованную лучшими сварщиками. В случае приказа Василенко они обязаны были оперативно вскрыть участок пола, демонтировать бетон и арматуру и вырезать, не считаясь с материальным ущербом и последствиями, большой участок трубопровода для доступа к потерявшему сознание. В этом случае пуск реактора пришлось бы отложить на несколько месяцев.

Тут же на совещании был составлен план проведения работ с указанием необходимых мер безопасности при их проведении. Единоличная ответственность за проведение операции возлагалась, как и положено в таких случаях, на главного инженера. Константин Иванович невозмутимо подписал план. С этого момента он отвечал за жизнь будущего „лазутчика”.

Монтажников и наладчиков отправили домой, но человек пять эксплуатационников еще задержались. Решили обсудить возможную кандидатуру на роль „лазутчика”. Сошлись на том, что он должен быть небольшого роста, тощим и иметь инженерное образование, чтобы хорошо понимать сущность операции и принять в случае необходимости самостоятельное технически грамотное решение.

На роль малогабаритного героя был единогласно утвержден физик по фамилии Болгарин. Валерий Иванович закончил в 1969 году Томский Политехнический. В Шевченко его не распределили, он сам приехал сюда со свободным дипломом и упросил Тимофеева принять его на любую должность, даже рабочую, и с любым окладом. Его стремление попасть на реактор из романтических соображений подкупало. Приняли техником на испытательный срок. Однако очень скоро Болгарин проявил себя исключительно прилежным и грамотным специалистом. Все основные монтируемые системы реактора он знал назубок. Все, даже самые мелкие и небрежно отданные указания руководства выполнял с такой педантичной точностью, что через полгода его перевели инженером в постоянный штат. Рост его был чуть больше 160 сантиметров. Кандидатура как-то сразу определилась, смущала только скромность и застенчивость Болгарина. Вероятно, это наталкивало на мысль о его мягкотелости, нерешительности и даже трусоватости. Смелость, особенно азартная, на грани риска, жизни или смерти, часто ассоциируется со стандартным кинообразом рубахи-парня с кучерявым чубом. Болгарин совсем не походил на такого героя. Начались сомнения вслух.