Пускай старые мечты умирают - [3]
Это скорее похоже на два тела, тающие вместе, чем на поцелуй. С одной стороны, на картине изображен поцелуй, равных которому нет; союз, в котором двое сливаются и становятся единым целым. Но с другой стороны, картина очень мрачная, и в положении двух тел чувствуется агония, будто мы наблюдаем за чем-то неумолимым и болезненным. Что бы она ни выражала, на ней изображены два человека, полностью растворенные друг в друге и переставшие существовать по отдельности.
Мне казалось, что из картины я узнал что-то о своих соседях, но в то же время я говорил себе не придавать ей особого значения. Ведь картина нравилась даже мне, а я был совсем один.
В свете того, что случилось потом, я хотел бы отметить еще одну интересную деталь: я долго простоял перед картиной под названием «Вампир». Здесь снова изображено что-то вроде поцелуя, тающие тела. Но мы видим утешение или смертельный укус? Это рыжие волосы женщины облекают мужчину в забытье и прощении или это течет кровь? Как бы то ни было, мы видим таких же безликих людей, как и в «Поцелуе», такой же слепой и мучительный симбиоз.
Через несколько дней после моего возвращения из Осло я проходил мимо балкона, где Стефан сидел и читал «Идиота» Достоевского. Не заговорить было бы невежливо, поэтому я что-то сказал, он сказал что-то о Достоевском, я сказал что-то о Мунке и он предложил мне чашку кофе. Так все и началось. Короче говоря, потом я выпил у них еще не одну чашку кофе, а в сентябре был приглашен на ужин.
Я должен извиниться за столь долгий рассказ о моей поездке в Осло, лишь для того чтобы объяснить, как началась наша дружба. Но, как я уже говорил, оглядываясь назад, я вижу в этом смысл. Конец был уже заключен в начале, так сказать.
Мне было легко со Стефаном и Карин. У нас были схожие интересы и, что важнее, схожее чувство юмора. Как и мне, им нравилось переиначивать идеи и убеждения. Например, мы могли подолгу размышлять о том, что бы было, если бы острова свободно дрейфовали, какую иммиграционную политику ввели бы власти и т. д.
Однажды вечером, когда мы сидели на балконе и пили вино, я спросил, как они познакомились. Неожиданно они приняли загадочный вид и взглянули друг на друга так, будто их связывала шутка, понятная лишь им двоим. «Мы познакомились… в ходе расследования», наконец ответила Карин.
«Какого расследования?»
«В Блакеберге».
«Инцидент в …бассейне?»
«Да. Стефан был свидетелем, а я его допрашивала».
«Свидетелем? — я посмотрел на Стефана. — Но ведь ты тогда еще здесь не жил».
Стефан взглянул на Карин, будто спрашивая разрешения рассказать о еще не оконченном расследовании, и она кивнула.
«Оскар Эрикссон, сказал Стефан. — Я пробил его билет. В поезде. На следующий день после происшествия. Так что фактически я был последним, кто его видел».
«А кто-нибудь еще его видел?»
«Это нужно Карин спросить».
«Извини, сказала Карин, добавляя в мой бокал вина, словно компенсируя таким образом свой отказ. — Расследование еще не окончено, и я не могу… понимаешь?»
«Но ведь это было… сколько там… пять лет назад?»
«Расследование еще не окончено».
На этом тема была исчерпана. На время.
Это был необычайно яркий пример, потому что это он был связан с профессиональным кодом поведения. Но я заметил, что и в общих вопросах они строго соблюдали границы. Что они были готовы рассказать, а что не были готовы рассказать, особенно когда речь шла об их отношениях. За двадцать три года нашей дружбы я никогда не спрашивал об их сексуальной жизни. Касания, взгляды и поцелуи украдкой говорили о том, что она у них была довольно активной. Но я инстинктивно понимал, что они не хотят обсуждать этот вопрос с другими людьми.
Я никогда не встречал пару, обладавшую такой целостностью, такой близостью, как эти двое. Они создали свою собственную маленькую вселенную. Не буду отрицать, что мне иногда было грустно в их компании, особенно после пары бокалов вина. Мы отлично проводили время, болтали и смеялись, но рано или поздно мне приходилось вставать и идти домой. Какими бы теплыми ни были наши отношения, я все же был лишним.
Они не были идеальны. Я не раз думал, что они ценили мое общество отчасти потому, что им нужен был свидетель. Кто-то, кто будет в восхищении смотреть на их любовь и поставит печать одобрения. Они просто упивались, когда я говорил что-то о том, какие они потрясающие, какое чудо, что два человека… и так далее. Что-то похожее на тщеславие. Посмотрите, какие мы замечательные.
Но это лишь примечание. Между ними существовала любовь, любовь великая и настоящая, и даже любовь имеет право на долю самолюбования.
Шли годы, и мы становились ближе. Они не часто общались с другими людьми; им вполне хватало компании друг друга, и с уверенность могу сказать, что я был единственным человеком, которого они до какой-то степени впускали в свою жизнь.
В 1995 году Карин вышла на пенсию. Прошу прощения, если вас это шокирует, но я чувствовал то же самое, когда узнал о разнице в возрасте между ними. Стефан родился в 1945 году (что означало, что он на год младше меня), а Карин — в 1929. Я сначала думал, что их разделяло лет семь-восемь, а как оказалось — шестнадцать. Ее голубые глаза и длинные светлые волосы ввели меня в заблуждение. К этому добавлялся еще тот факт, что Стефан казался старше, чем был на самом деле.
