Пушкин и финансы - [38]

В конце января – начале февраля 1833 г. Калашников получил свидетельство на кистеневское имение А. С. Пушкина по новой доверенности (не сохранилась). Пушкин, довольный ходом дела, спрашивал Нащокина в письме, написанном около (не позднее) 25 февраля 1833 г.: «Что, любезный Павел Воинович? получил ли ты нужные бумаги, взял ли ты себе малую толику…» [376] Нащокин на это ответил Пушкину 20–28 февраля 1833 г.: «Наконец, получил твое свидетельство, которое тебе и отсылаю, ибо оно никуда не годится: нет по пяти десятин на душу, и потому добавошных не дают»[377] В ноябре 1833 г. Калашников привез Нащокину в Москву новое свидетельство из Нижнего Новгорода (оно также не сохранилось). В конце ноября 1833 г. Нащокин написал о нем Пушкину: «Управитель твой приехал, бумагу выправил, а денег опять не дадут; ибо я тебе и писал и сказывал сколько раз, что надо по пяти десятин на душу, а у него опять только по 3 – было прежде по 2»[378] В качестве комментария к этому обмену письмами следует заметить, что в 1833 г. речь могла идти не о всей кистеневской пахотной земле, а лишь о той части, которая принадлежала сыну.

Итак, попытки Пушкина еще раз заложить своих кистеневских мужиков, получив за них, как писал Нащокин, «добавошные», сошли на нет. Нелепая ошибка в оформлении доверенности, когда Пушкин забыл указать местонахождение своей «отчины», не была случайностью (при этом помещик и его ходатай, по-видимому, позабавили своей беспечностью чиновников двух гражданских палат, столичной и губернской) – нечто подобное произошло в ходе его судебной тяжбы с Жадимеровским (об этом мы будем говорить далее), когда поэт, давая денежные (!) обязательства, отнес свое имение к другому (не Сергачскому) уезду. На повторные доверенности и хлопоты в Нижнем Новгороде уходили деньги, Пушкин же продолжал ожидать новой ссуды, не умея рассчитать количество своей земли. Во всем этом сказывалась не только непрактичность поэта, но и нехватка денежных средств, которая толкала его на лихорадочные действия, все более и более резкие по мере приближения к роковому финалу.

Когда в апреле 1834 г. Пушкин взял в свои руки управление болдинским имением отца, ему вновь пришло на память давнее намерение получить добавочные деньги со своих крестьян. Он обсуждал дела по имению с С. А. Соболевским, и тот взялся доставить ему из Опекунского совета сведения по залогам имения, причем как сына, так и отца. В письме от середины апреля (не позднее 22–23) 1834 г. Соболевский писал Пушкину[379]: «Итак, ты можешь получить: на свои 200 надбавочных 10000 руб…»[380]. Пушкин, однако, внял другому совету приятеля: он решил заложить последних кистеневских крепостных из остававшихся у отца – всего 74 души. Они были заложены в Опекунском совете, и 19 июля 1834 г. С. Л. Пушкин получил за них, с удержанием долга, 13 242 руб. Все дело по залогу вел А. С. Пушкин.

В этом разделе мы внесли важное уточнение в характеристику отношений между отцом и сыном Пушкиными в 1830-х гг. Она будет неполной, если не коснуться еще одного эпизода. Управление нижегородским имением, которое взял на себя Пушкин, спасло его от продажи с аукциона за долги Опекунскому совету. Считается, что денег за это поэт не брал, к тому же доходы от его части Кистенева, за вычетом долга в Опекунский совет, шли в пользу О. С. Павлищевой, – такое решение принял А. С. Пушкин, дабы избавиться от нареканий по поводу задолженности отца перед семьей дочери. Ошибочный вывод об отсутствии вознаграждения за управление имением сделан потому, что оно было получено, так сказать, без какой-либо договоренности. 10 ноября 1834 г. Пушкин предупредил болдинского управляющего Пеньковского, сообщившего о предъявлении на его имя претензии из Опекунского совета по Кистеневу: «Долг мой в Опекунский совет я заплачу сам, а из доходов Болдина [т. е. имения отца. – С. Л.] не должно тратить ни копейки»[381]. 6 января 1835 г. Пеньковский напомнил Пушкину: «Приказываете Вы, Александр Сергеевич, дабы за Ваше имение не вносить суммы 7200 р., требуемой Москов[ским] опек[унским] советом, как мне теперь поступить прикажите, когда настоятельно приступает Земский суд к описи имения»[382]; 15 января 1835 г., а затем 19 февраля 1835 г. он еще раз написал Пушкину, сообщив попутно о взятке чиновникам Земского суда, дабы удержать их от описи имения: «Относился я к Вам 30-го октяб[ря] на счет взыскания Московского опекунского] совета по залогу сельца Кистенева <…> на ето я и получил Ваше приказание от 10 ноября, что долг Ваш в Москов[ском] опек[унском] сов[ете] Вы сами уплотите, а из доходов болдинских не должно тратить ни копейки»[383]. Ответы Пушкина на эти запросы неизвестны, и 9 апреля 1835 г. Пеньковский внес за Александра Сергеевича деньги, взяв часть долга (4920 руб.) из доходов по болдинскому имению. При этом он намекнул, что был вынужден это сделать из-за молчания молодого хозяина[384]. Эти пять тысяч рублей и стали своего рода «гонораром», который Пушкин получил за управление в 1834–1835 гг. нижегородским имением. Извещение Пеньковского о выплате суммы совпало с моментом, когда поэт решил сложить с себя заботы об имении отца, принесшие ему много хлопот и треволнений. На наш взгляд, говорить о том, что поэт не получил за них вознаграждения, было бы ошибкой.