Пушки царя Иоганна - [21]

Лошади их, правда, показались бы не слишком хороши для взыскательного взгляда какого-нибудь богатого пана, однако отличались выносливостью и неприхотливостью. Обозов у них не было, лишь у каждого всадника был заводной и вьючный конь, везшие на себе все необходимые припасы. В общем, отряд этот весьма напоминал те, которые водил в набеги на Русь покойный ныне Лисовский, чья неприкаянная душа, как говорят, до сих пор бродит по ливонским болотам. Отец Мелентий ехал отдельно от прочих, на смирной кобыле каурой масти. Спутниками его были двое неопределенного возраста монахов, чьи ухватки не оставляли сомнений, что с оружием они умеют управляться не хуже, чем с кадилом. Правда, никакой воинской сброи[21] на божьих людях видно не было, а что лежало в тороках их заводных лошадей, никто не знал. Достигнув Можайска, Михальский, не заходя в него, стал на дневку, а царский духовник, оставив своих людей, пошел в город.

На воеводстве там сидел прославленный полководец – князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Конечно, для героя, спасшего страну в лихую годину от неприятеля, такое назначение было опалой, однако он, будучи по природе своей человеком честным и бескорыстным, обиды на государя не затаил и к делу отнесся с ревностью, какую не часто встретишь. Городские стены были подновлены, склады наполнены припасами, а немногочисленный гарнизон готов к любым неожиданностям. Все эти заботы пагубно сказались на здоровье князя, и в последнее время он часто хворал и редко выходил из дома. Однако когда больному доложили, что пришел с какой-то надобностью монах, тот велел его пропустить.

– Здравствуй, Дмитрий Михайлович, – поклонился, входя, Мелентий.

– А, это ты… – тяжело повернул голову воевода, – что же, здравствуй… честной отец. Сам пришел навестить или послал кто?

Иеромонах выразительно промолчал, вызвав у Пожарского усмешку:

– Вот оно как: попал ты в гонцы на старости лет… Ну и что тебе велел царь православный? С добром послал али с худом?

– К тебе – с добром, – не смутился тот.

– Ну говори, коли так.

– Великий государь жалует тебя и просит обид не помнить, а служить верно и ревностно.

– Об том Иван Федорович мог бы и не беспокоиться…

Мелентий меж тем вытащил из сумы небольшой сверток и протянул его князю. Затем, видя, что тому трудно, развернул его и, достав искусно сделанный ларец, подал прямо в руки воеводе. Пожарский, осторожно открыв крышку, вытащил наружу золотую цепь с большим медальоном.

– Ишь ты, – подивился он на затейливую работу, – а что это?

– А ты посмотри на медальон.

Князь пригляделся и увидел, что там весьма искусно изображен государь в доспехах и с мечом в руке, а в небе над ним – ангелы с трубами. Отделанный золотом портрет обрамляли по краю драгоценные самоцветы.

– Государева парсуна? – недоверчиво спросил Дмитрий Михайлович.

– В неметчине таковые жалуют только славным великими победами воеводам в знак монаршей милости и благодарности. Гляди дальше: в ларце еще грамота царская – со многими похвалами тебе за прежние службы и в чаянии новых.

– Война будет?

– А она разве кончалась? – вопросом на вопрос ответил Мелентий.

– А как же посольство, что давеча проезжало в Литву? Или… погоди-ка, сначала посольство, а ты следом… хитро!

– Латиняне тоже хитры. Слышно, что королевич войско собирает.

– Пустое! Мне доносили, что едва войско собралось, добрую половину его пришлось к турецкой границе отправить.

– Хорошо, коли бы так. А только ляхи сильны, и не одно такое войско могут выставить.

– Это верно, только Смоленск им не взять, а там и мы соберемся с силами.

– Дай-то бог! Только случиться может всякое, а ты к Смоленску ближе всех – тебе его и выручать в случае чего.

– Скажи государю, чтобы об этом не беспокоился. Я свое дело знаю!

– А хвори твои?

– Придет время за саблю взяться, так и хворь отступит!

Едва Мелентий вернулся из города, Михальский велел своим людям собираться, и вскоре только лошадиные следы да пепел кострищ в ближайшем овраге напоминали о том, что здесь стояли ратники.

Хоть и нелегко поначалу давалась служба княжичу Дмитрию Щербатову, но со временем обучился он драгунской науке. Капрал Васька Лопухин, прежде рычавший на новика, аки Змей Горыныч, наказывал его все реже, а иной раз и хвалил. Впрочем, начальным людям в последнее время и без него было много мороки. Люди в полк все прибывали, всех надо было обучить, а службы никто не отменял, потому приходилось им буквально разрываться на части. Поскольку Щербатов был довольно искусным наездником, ему вскоре доверили руководить новобранцами в выездке. Против обыкновения, Дмитрий не стал чиниться и с усердием взялся за дело, а поскольку совсем уж неумех в драгуны не брали, то получалось у него хорошо. Посмотрев на старания княжича, Панин хмыкнул и коротко приказал: «Кто везет, тех и грузить!»

После этого дел у молодого человека сразу прибавилось, но, как ни странно, они пришлись ему по душе. В самом деле, быть начальным человеком всегда лучше, чем подчиненным, а командовать легче, чем исполнять. Так что Щербатов с удовольствием учил других тому, что хорошо умел сам, нет-нет да и прикидывал, скоро ли его сделают капралом. А уж когда его поставили старшим дозора, так княжич засветился, будто новенький алтын, что только из монетного двора. Да и то сказать: разве плохо гарцевать на горячем коне в ладном кафтане на зависть всем добрым людям? И вот тут-то подстерегла молодца беда.