Пурпурные занавеси - [2]

Мы встретились очень быстро. Там стояла девушка. Почти целая. Левую грудь она еще держала в руках.

— Вы верно идете! Дядя Мэрдок, просыпайтесь и соберитесь! — позвала она ободряюще, обращаясь к застывшей груде позади. — Мы ищем этого мерзавца!

Груда, скрытая портьерами, застонала и заворочалась. Дженкинс попытался заткнуть уши локтями, не выпуская ни револьвера, ни фонарика. Вышло только символически.

— Но дальше… — проговорил я.

Девушка вместо ответа уверенно указала на следующую портьеру и водворила грудь туда, где ей следовало бы обретаться без вмешательства извне. Когда она догнала нас уже в следующей комнате, она уже каким-то чудом была в платье. Голубом и шелковом.

— Мой любимый цвет, — пояснила она в ответ на немой вопрос в глазах Дженкинса.

Как бы то ни было, так она выглядела гораздо лучше, чем раньше.

Следующую комнату мы угадали по дробному стуку чего-то об пол. Похоже, это были чьи-то отрубленные ноги. Тут уже нас догнал и пожилой мужчина, заправляющий неведомо откуда взявшуюся рубашку в неведомо откуда взявшиеся брюки. Он уверенно указал пальцем на следующую портьеру.

— Да откуда вы знаете?! — возмутился Дженкинс.

Но оттуда донеслись новые звуки — приглушенной здесь музыки, это был джаз — Дюк Эллингтон, разговоров, смеха. Похоже, там была вечеринка, и все эти люди были в опасности. Вероятно, именно оттуда они попадали в остальные комнаты, чтобы превратиться в остывающие и уже холодные груды разъятой плоти. Или не груды, а выставки вроде манекенов на шарнирах, гирлянд на проволоке и прочего — это мы уже проходили, в том числе и говорящие гирлянды на проволоке. А вот в ближайших комнатах, видимо, груды были результатом чьей-то спешки.

Мы все быстро пересекли еще пару пустых комнат, и за очередной портьерой были буквально ослеплены ярким светом и оглушительными приветствиями, криками, хлопушками с разлетающимися конфетти, свистелками и громом пробок, вылетающих из бутылок с шампанским.

— Инспектор Трент! Сержант Дженкинс! — провозгласил некто в сияющем синтетикой белокуром парике и в маске клоуна. Добро пожаловать, с каждым разом вы все ближе и ближе!

— С каждым разом? — переспросил я, перекрикивая грохот. — Ближе к чему?

Фигура в парике и маске подняла руку, и стало гораздо тише. Все выжидающе смотрели на нас. У женщин сияли глаза. У мужчин они горели сочувственным охотничьим азартом. Портреты жертв — эти лица, живые и улыбающиеся. Вот они все…

— К цели, конечно! — провозгласил клоун. — Вы ведь уже понимаете, где мы. Этот дом — мозг убийцы, где все мы существуем как призраки. Отголоски, тени, воспоминания о нас. Понятия не имею, такими ли мы были на самом деле. Мы — нечто, созданное этим мозгом, не более… а может и более, я этого не знаю. И все мы — на вашей стороне, ведь он убил всех нас. И вас тоже. Давным-давно. — Я припомнил земляные холмики несколькими комнатами ранее, которым не придал значения. — А может быть и нет… — Клоун вдруг будто испуганно прижал руку к губам. — Может быть, вас никогда и не было, и вы только продукт его воображения, как и все мы. Некая часть мозга, выступающая против него. Желающая уничтожить его носителя. Вот только, — клоун всплеснул руками. — Ведь с этим вы уничтожите и себя, и всех нас!

Вокруг воцарилась мертвая тишина. Ненадолго.

— Пусть! — воскликнула одна из девушек с бокалом в руке. — Это не жизнь, я приветствую вас инспектор! — Она воздела бокал вверх, и многие подхватили этот жест.

— Пусть! Пусть! Пусть это свершится!.. — гремело отовсюду, но были и застывшие, испуганные лица, побледневшие, не желающие уходить снова.

— Прошу внимания! — взвыл клоун. — Я чувствую эту волну, возносящую вас к небу, инспектор! Ваш звездный час чрезвычайно близок! Скажите мне, как все произойдет? — И он снял маску.

Все отшатнулись. Я улыбнулся, прицеливаясь. «Клоун» мне подмигнул, не споря.

— Все в ваших руках. Скажите, будет ли это инсульт? — «Клоун» сорвал парик, и я увидел обнаженный поблескивающий серый мозг, который он прикрывал. — Или, может быть, сердечный приступ? — Он рванул белый шутовской пиджак, обнажая пульсирующее сердце в уже вскрытой чем-то грудной клетке.

«Этот дом — мозг убийцы», — вспомнил я, и это определило мой выбор — я навел револьвер на серую, поблескивающую массу, а потом некстати подумал: «Нас ведь двое, почему он обращался только ко мне?..»

И в этот момент что-то толкнуло меня в спину. Затем, как через вату, послышался выстрел.

— Простите! — всхлипнул Дженкинс. — Я не хочу умирать! Только не снова!..

Мир завертелся будто калейдоскоп, пока я падал, преобладала тьма, и что-то пурпурное и мягкое, горячее и остывающее.

* * *

Мы снова в одной из комнат. Здесь темно, где-то светит луна. Она бросает блики на стволы наших револьверов. Я улыбаюсь. «Ничего, ублюдок, на этот раз я все помню и достану тебя. Рано или поздно. Я — твой Танатос, бессмертный, пока ты жив, внутри твоей головы. Однажды все обитатели этого дома перестанут бояться. Этот дом станет моим домом — только затем, чтобы обрушиться и похоронить тебя под собой».

— Идем, Дженкинс, — бросаю я не глядя.

— Да, шеф, — откликается тот покорно, и следует за мной во тьму, за первую из портьер.