Пурпур - [11]

– Константинополь пал десять лет назад, – сказала она. – Как ты думаешь, крестовый поход принесет удачу?

Лоренцо покачал головой:

– Это будет неслыханное кровопускание. Я своими глазами видел, как победитель Махмуд убил императора Константина. Никогда не забуду этого зрелища.

До чего же он напуган! Папа Римский, надо думать, тоже не оставил без внимания нотки панического страха, проскальзывающие в голосе кондотьера, – и все же не лишил его должности и доверия. Пий Второй мудр и великодушен. Он продолжает покровительствовать старому другу.

Лоренцо снова уснул. Опять покинул ее, как покидал не раз ради дальних путешествий среди людей, которых она никогда не увидит. С губ спящего срывались невнятные слова, что-то про какое-то «игольное ушко». Наверное, ему снилась война.

Анна приподнялась и взглянула через окно на долину. Корсиньяно, окутанный утренней дымкой, был невыразимо прекрасен. Пала Римский перестроил город на деньги Ватикана; предки Лоренцо выстроили замок на свои. Они стоят не так уж далеко друг от друга, замок напротив города, и оба украшают долину Говорят даже, что проезжие и проходящие нередко поворачиваются к городу спиной, чтобы насладиться видом замка.

Из него вид не менее великолепен. На дне долины лежит волнистая пелена тумана. Кажется, что холм с замком на вершине вот-вот пустится, словно корабль, по пенным бурунам – еще до того, как долина превратится в озеро. Анна невесело усмехнулась: их дом будет лежать островком перед глазами Папы Римского всякий раз, когда тот в своем Корсиньяно станет коленопреклоненно возносить молитвы об освобождении от пагубной тяги к чужой ясене.

О том, что Его Святейшество неравнодушен к Анне не совсем по-пастырски, вслух никогда не произносилось ни звука.

Прошлым летом в Тиволи, в начале июля, Пий Второй повествовал о султане Махмуде и его несчастной заложнице. Позже была ночь, их с Лоренцо ночь, а потом Анна целый год не видела мужа. С печальной настойчивостью супруг уговорил ее уехать на рассвете домой. Неважно, что Его Святейшество желает иного.

– Он пошлет меня в Константинополь, – глухо шептал Лоренцо. – В первых рядах. Я – его щит. Скорее всего, я погибну. Может быть, оно и к лучшему.

Слова и, главное, их тон невозможно было забыть. Ранним утром небольшой отряд проводил Анну в долину Орсия. После той ночи в Тиволи Лоренцо к ней не приезжал, не приехал даже тогда, когда она умоляла его об этом: мы ждем тебя, с Лукрецией случилось несчастье, она может умереть.

Анна встала с постели и подошла к открытому окну. Оставшийся в одиночестве Лоренцо начал метаться и стонать во сне. Она вернулась, вновь легла рядом и, успокаивая, погладила его по волосам, как ребенка. Он, конечно, изменял ей, здоровый взрослый мужчина, но все же есть в нем что-то по-детски невинное. За это она и полюбила его. Наверное, за это. С годами детскости в нем становилось все меньше, а страха все больше.

Лоренцо спал, а она лежала рядом и воочию видела, как возводится плотина, как разливается река, как долина превращается в озеро, а их холм – в остров. Пий Второй, покоритель Константинополя, стоит в Корсиньяно на балконе дворца, стоит один, опьяненный удачей, без старого друга и военного советника, смотрит на воду, под которой ветвятся затопленные оливковые рощи и виноградники, на одинокий холм, где высиживают птенцов перелетные птицы, глядит на свое озеро, на свой остров, на Анну. Вечер. В час заката Папа Римский приносит ей корзину винограда и фиг в обмен на пурпур, краску победы, подобающую одному лишь триумфатору.

Так оно и будет. Кажется, она предчувствовала это с того самого дня, как приехала сюда. Их всегда было трое: Анна, Лоренцо и третий – Пий Второй.

Ритуал передачи пурпура был таков: его следовало вручать из рук в руки, посторонние не должны были при этом присутствовать, даже самые близкие люди. Под надежной охраной ее доставляли в Ватикан. Папский дворец. Бронзовая дверь. Длинная галерея. Приемная. Отсюда Анну препровождали в библиотеку, место передачи пурпура. Его Святейшество сидит за письменным столом. Пурпурная сутана, пурпурная стола, пурпурные туфли, пурпурная шапочка. На Анне черное платье; темная вуаль, влитая жемчугом, прикрывает лицо. За окном открывается широкий вид на Рим, Тибр и силуэты Альбанских гор.[9]

Он сжимает ей руку и скороговоркой шепчет молитву. Она передает ему склянку с драгоценными чернилами. Прищурившись, он пристально вглядывается в лицо под завесой вуали. Потом кладет в раскрытую ладонь Анны античные золотые монеты с императорским гербом. Переход в малую трапезную. За столом к ним присоединяется Лоренцо, место мужа – рядом с женой. Его Святейшество в который уже раз вспоминает о том, как в годы странствий его корабль отнесло однажды бурей из Северного моря к западному берегу Норвегии. (Эти места – родина Анны.) Терпящих бедствие спасли норвежские моряки. От них Энеа Пикколомини услышал, что неподалеку на морских утесах собирают улиток нуселла лапиллус, которые годны для добычи пурпура. Он запомнил координаты. Годы спустя Пий Второй отправил Лоренцо на север, чтобы тот привез в Ватикан тайну тамошней пурпурной краски. Поэтому Анна стала женой Лоренцо.