Пуритане - [14]

Энди опрометью выбежал из комнаты. На этот раз его никто не держал.

Утром следующего дня, перед тем как Морганы покинули Бэйсингсток, лорд Перси при всем честном народе преподнес своему другу мэру четыре кубка с просьбой продать их, а вырученные деньги пожертвовать на нужды бедняков. При этом он тайно договорился с мэром, что, когда Морганы отъедут от города на несколько миль, один из слуг догонит их и вернет серебро. Сделка обошлась недешево, но только так можно было избежать ограбления.

В тот же день у Энди произошла еще одна стычка с отцом, на сей раз без свидетелей. Юноша заявил, что намерен немедленно вернуться в Лондон. Лорд Морган не согласился на это и предупредил, что после вчерашнего он еще подумает, стоит ли отпускать его вообще. В ответ Энди пригрозил, что сбежит. Лорд Перси в свою очередь заявил, что лишит Энди наследства и передаст все права старшего сына Филиппу. Если бы речь шла только о деньгах, Энди махнул бы на все рукой. Но он не мог просто так отказаться от Морган-холла — слишком много значило для него это место. Дом не должен был достаться брату-ябеде. Нехотя молодой человек согласился вернуться.

От Бэйсингстока до Морган-холла Энди сопровождал экипаж, в котором ехала его семья, верхом на Пирате. Он бдительно следил, не грозит ли близким опасность. Это ему нравилось намного больше, чем сидеть в карете с родителями и братом.

Путь домой оказался невыносимо долгим и скучным. Внезапно началась гроза, дорога размокла, лошади перешли на шаг и двигались, еле перебирая ногами. Дважды карета увязала в раскисшей глине. Оба раза Энди угрюмо помогал слугам вытащить ее из грязи.

Наконец Морганы добрались до Винчестера, находившегося всего в пяти милях[26] от их дома. Свернув на Хай-стрит, карета проехала мимо Большого зала, который когда-то служил пристанищем для рыцарей Круглого стола. Будь Энди не так расстроен, он обязательно заглянул бы туда. Но сегодня юноша даже не повернул головы в его сторону.

Морганы проехали Королевские ворота, одни из пяти старинных городских ворот, построенных в XIII веке. Когда, миновав мост, они покинули пределы города, вдали показались очертания Морган-холла. Это был двухэтажный особняк, один из самых роскошных в Англии, — с его великолепием могли соперничать лишь дома Теобальдов и Лонглитов. Но для Энди Морган-холл стал настоящей тюрьмой.

Глава 5

Нежное прикосновение девичьего пальчика вызвало у Маршалла Рамсдена сладкую дрожь во всем теле. Он прикрыл глаза, не позволяя себе ответить на ласку.

— Нам надо спешить, милая, — прошептал он. — Нужно закончить до рассвета.

— Я знаю, — обиженно ответила она, обводя пальцем пятна типографской краски у него на руке. — Но я думала, мы успеем и у нас останется время на себя.

Толкая пресс печатной машины вдоль направляющих, Маршалл установил его под валиком. Затем, ухватившись обеими руками за рукоятку валика, опустил его, прижав бумагу к металлическим литерам. Мэри, смеясь, нырнула под ручку и оказалась лицом к лицу с Маршаллом, почти в его объятиях.

— Сумасшедшая! — сказал он с улыбкой.

— Да, — легкомысленно ответила она и задорно чмокнула его в губы, — когда я с тобой.

Маршалл отпустил рукоятку и привлек Мэри Седжвик к себе. Забыв о том, что минуту назад он сопротивлялся ее ласкам, молодой человек пылко обнял свою возлюбленную, которая была еще и соучастницей преступления и дочерью его преподавателя.

Маршалл Рамсден, студент третьего курса факультета теологии Кембриджского университета, был сыном известного лондонского типографа. Отец Маршалла, член гильдии печатников, трудился, как пчелка, надеясь стать одним из издателей короля. В 1611 году сбылась его заветная мечта: он вошел в число тех, кому после Хэмптонкортской конференции[27] доверили печатать Библию короля Якова. Человек набожный, он испытывал глубочайшее благоговение перед Библией. Мысль о том, что несколько поколений англичан будут читать Слово Божье, напечатанное на его станке, рождало в душе Рамсдена-старшего огромную радость.

Маршалл был его единственным ребенком; предполагалось, что он пойдет по стопам отца. Но с раннего детства чтение интересовало мальчика куда больше, чем издательское дело. Ну, а поскольку работа Рамсдена-старшего по большей части была связана с духовной литературой, Маршалл рано пристрастился к литературе такого рода.

Многие годы Маршалл тайно мечтал о стезе богослова. Он очень долго не решался признаться в этом отцу, ведь тот так хотел, чтобы сын продолжал семейное дело. И вот однажды, весенним воскресным утром — Рамсдены как раз возвращались домой из церкви Святого Павла[28] — Господь предоставил Маршаллу долгожданный шанс.

Когда экипаж въехал на Лондонский мост, отец с сыном обсуждали отрывок из Писания, прочитанный во время службы. Это была первая глава Книги пророка Иеремии. Обращаясь к пророку, Господь говорит: «…Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком для народов поставил тебя»[29]. Рамсден-старший сказал, что больше всего его волнуют слова о Божественном предвидении. Маршалл ответил, что ему нравится другой стих, в котором говорится: «…Вот, Я вложил слова Мои в уста твои»